Эта гипотеза содержит в себе предположение, что культура и вместе с ней бытие как таковое собираются в корне изменить свою структуру. В данной работе мы постараемся привести доказательства в пользу этого предположения.
Для сохранения гипотетического характера мы будем избегать цитат из предшествующих работ на близкие темы. По этой же причине не будем приводить библиографию. Вместо этого в конце прилагается маленький словарь понятий, использованных нами или содержащихся в тексте в неявном виде. Их определения не претендуют на всеобщую значимость, но предлагаются в качестве рабочей гипотезы для тех, кто захочет продолжить приведенные здесь размышления и исследования.
Ведь в этом и заключается цель предложенного эссе: не отстоять некий тезис, а внести свой вклад в философскую дискуссию на тему «Фотография».
I. Образ
Образы – это означающие поверхности. Они указывают – чаще всего – на нечто «во внешнем» пространстве-времени, что должно быть представлено нам как абстракция (как сокращение четырех измерений пространства-времени до двумерной поверхности). Эту специфическую способность к абстрагированию поверхностей из пространства-времени и к проецированию обратно в пространство-время можно назвать «воображением». Она является предпосылкой для создания и дешифровки образов. Иначе говоря, это способность кодировать явления в двумерные символы и читать их.
Значение образа лежит на поверхности. Его можно понять с одного взгляда – но тогда оно останется поверхностным. Если необходимо углубить значение, то есть реконструировать абстрагированные измерения, нужно позволить взгляду блуждать по поверхности, ощупывая ее. Такое блуждание по поверхности образа можно назвать «сканированием». При этом взгляд следует по сложной траектории, которая формируется, с одной стороны, структурой образа, с другой – намерением зрителя. Поэтому значение образа, возникающее в процессе сканирования, представляет собой синтез двух интенций: той, что манифестирована в образе, и интенцией зрителя. Следовательно, образы – не «денотативные» (однозначные) комплексы символов (как, например, числа), а «коннотативные» (многозначные) комплексы символов, то есть они предоставляют пространство для интерпретаций.
Взгляд, блуждая по поверхности образа, схватывает один элемент за другим и устанавливает временные связи между ними. Он может возвращаться к уже виденному элементу образа, и из «прежде» получается «после»: время, реконструированное таким сканированием, – это время вечного возвращения того же самого. Но в этот же момент взгляд создает также смысловые связи между элементами образа. Он может снова и снова возвращаться к одному определенному элементу и возводить к нему значение всего образа. Тогда возникает комплекс значений, в котором один элемент придает значение другому и черпает свое собственное значение из него: пространство, реконструированное таким сканированием, – это пространство взаимного значения.
Это пространство-время, являющееся собственным пространством-временем образа, – не что иное, как мир магии, мир, в котором всё повторяется и в котором всё принимает участие в общем многозначном контексте. Такой мир структурно отличается от исторической линейности, в которой ничего не повторяется и в которой на всё есть свои причины и следствия. Например, в историческом мире восход солнца служит причиной кукареканья петуха, а в магическом восход солнца означает кукареканье, а кукареканье означает восход. Значение образов магично.
Магический характер образов нужно учитывать при их дешифровке. Неверно усматривать в образах «застывшие события». Они скорее замещают события положением дел и переводят последнее в некие сцены. Магическая власть образов покоится на их поверхностности и присущей им диалектике; их противоречивость нужно рассматривать в свете этой магии.
Образы выступают посредниками между миром и человеком. Человек «экзистирует», то есть мир недоступен ему непосредственно, так что изображения берут на себя обязанность сделать мир вообразимым для человека. Но как только это происходит, они встают между миром и человеком. Образы должны были быть географической картой, но стали экраном: визуализируя мир, они заслоняют его до той степени, что человек в конце концов начинает жить их функцией. Он перестает дешифровывать образы, а вместо этого проецирует их нерасшифрованными во «внешний» мир, в результате чего этот мир сам становится образным – неким контекстом сцен, положения дел. Этот переворот в функции образа можно назвать «идолопоклонством», и сегодня мы можем наблюдать, как он происходит: вездесущие технические образы, окружающие нас, магически переструктурируют нашу «действительность» и переворачивают глобальный образный сценарий. В сущности, речь идет о «забвении». Человек забыл, что он был тем, кто создал образы, чтобы ориентироваться по ним в мире. Он больше не в состоянии расшифровать их и живет теперь функцией собственных образов: воображение обратилось галлюцинацией.
По-видимому, это отчуждение человека от своих образов достигло когда-то, самое позднее во втором тысячелетии до н. э., критического масштаба. Поэтому отдельные люди попытались вспомнить о первоначальном