Сановник свергнутой Анны Леопольдовны ехал в скрипящей дорожной кибитке, в рваном полушубке, мужицкой сермяге и поношенных сапогах. На подъезде к столице старого фельдмаршала встречали многочисленные родственники. Когда из фельдъегерской повозки выпрыгнул бодрый, высокий и бравый семидесятивосьмилетний старик – сын, внуки и правнуки бросились обнимать и целовать Миниха.
Граф заплакал. Не так, когда получил радостную весть об амнистии, не так, когда провожал взглядом окрестности своей двадцатилетней темницы в Пелыме – тогда в глазах стояли слёзы, не переливаясь через край.
В объятиях родных рук и голосов граф плакал последний раз в своей жизни.
* * *
Пётр III даровал фельдмаршалу меблированный дом и свою милость.
В Зимний дворец граф пожаловал в возращённом чине генерала-фельдмаршала. Ордена-висельники блестели на мундире. Осыпанная бриллиантами шпага свободно висела у левого бедра – эфес выглядывал из шпажных ножен, вложенных в лопасть портупеи и пристёгнутых крючком.
За столом Миних и Бирон сидели рядом, через стул, по левую руку от императора. Вражда политических исполинов прошлого не иссякла, среди кружащих по залу юных царедворцев герцог и граф напоминали ожившие статуи предков.
Стол ломился от яств. Говядина в золе, гарнированная трюфелями, хвосты телячьи по-татарски, пурпурная ветчина, белый сыр со слезой, глазастые раки, смоляные бусинки икры, филейка по-султански, говяжьи глаза в соусе, овощные гарниры, нежный паштет из куриной печени, усатые устрицы, грозные омары, круглобокие фрукты, дымящиеся супницы, и бульонницы…
Фельдмаршал трапезничал без аппетита.
Пережёвывая кусочек рулета, Миних закрыл глаза и увидел узкий стол в пелымской избе. Куриный навар, серая горбушка, грязного оттенка квас, квашеная капуста, пареная репа, грибные соленья, мочёные ягоды. Иногда в силки попадался заяц, птица или рыба.
Иногда. Но не сегодня, не в этом видении.
– Прощайте, фельдмаршал, – неожиданно раздался из более далёкого прошлого голос умирающей в своей постели Анны Ивановны. – Простите всё.
Миних открыл глаза.
За его спиной стоял Пётр III, царские ладони легли на плечи гостей.
– Передо мной два старых добрых друга, – с чувством сказал император. – Они просто обязаны чокнуться.
Пётр III лично наполнил фужеры примирения графа и герцога. Сочная карминовая капля стекла по ножке бокала Миниха, расплылась по скатерти.
– Ну же! Поднимайте, поднимайте свои…
Императора прервали гулкие шаги.
– Ваше императорское величество, разрешите, – генерал-адъютант Гудович приблизился к столу