Первая часть окунёт читателя в глубокие водоёмы истории, тёмные и загадочные. Вы станете свидетелем криптоисторического представления, режиссировать которым будет граф Сен-Жермен, человек с десятком имён, оккультист, алхимик и путешественник (по струнам времени, в обход смерти?). Одна из самых таинственных фигур Франции проведёт вас по семи главам-рассказам – по смальте истории, швы между которой тонированы серыми тенями.
Второе отделение концерта перенесёт в опалённую солнцем пустыню, в песках которой тонут сапоги легионера. Дожидаясь спасения за стенами заброшенного форта-склада, солдат «проживает» чужие кошмары, обрушивающиеся на него через странные послания. Тринадцать рассказов видоизменяют реальность заброшенной крепости, пробуют на прочность рассудок легионера.
В третьем отделении вы окажетесь у костра, и будет ночь, и треск сучьев в пламени, и леденящие душу истории, поведанные тихим голосом. Семечки кошмаров, которые жутко приятно щёлкать, когда за окном квартиры чернеет беззвёздное небо. Это самая короткая, заключительная часть концерта – десять ужасающих миниатюр.
I. Криптоужас
– Граф, граф… – Волнение преисполнило сердце пожилой дамы. – Дорогой Сен-Жермен, вы ли это?
Мадам де Жанлисс не могла поверить своим глазам.
Конечно, в самой встрече не было ничего удивительного: сойтись со старым знакомым в австрийской столице, тем более, во время Венского конгресса, – дело обычное, особенно для дамы столь почтенного возраста. Но узнать в прохожем человека из своей молодости, которого она считала умершим… тридцать лет назад. В 1784-м.
– Мадам, – учтиво поклонился тот, кого мадам де Жанлисс приняла за графа Сен-Жермена.
С годами количество знакомых растёт. Сначала они в большинстве своём старше тебя, потом – всё чаще ровесники, но чем быстрее набегают пенные гребни времени, тем люди младше тебя, потом ещё младше, затем непозволительно младше. Растроганная встречей, наполнившей её голову радостью и волнением, мадам де Жанлисс обняла графа. Она помнила Сен-Жермена именно таким: одетого с изысканной простотой, смуглого, правильных черт лица, величавого в осанке и благородного в жестах. Граф ничуть не изменился за десятилетия, прошедшие с последней встречи…
– Вы словно гость из прошлого, – волнуясь, лепетала дама. – Вы словно призрак. Иисус страдалец…
– Я часто говорил Христу, что он плохо кончит. – На пальцах графа, как и на пряжках туфель, блестели брильянты – единственное проявление роскоши в одежде.
– Христу? Граф, это шутка?
– Разумеется… – Сен-Жермен, широкоплечий и коренастый, смущённо улыбнулся. – Причём, весьма неуместная. Прошу меня извинить.
– Что вы, что вы…
Мадам де Жанлисс заметила лёгкую растерянность, присущую людям, взболтнувшим лишнего, но лишь учтиво улыбнулась. В конце концов, граф был великолепным рассказчиком, а его истории о давних событиях захватывали, кружили, обволакивали дыханием времени, словно Сен-Жермен делился воспоминаниями.
– Мадам, прискорбно, что жестокое время не даёт мне насладиться нашей встречей и нашей беседой…
Но пожилая дама уже вцепилась в рукав кафтана, цепко и нежно, словно сама вечность.
– Я не отпущу вас без истории… Дорогой граф, сделайте мне этот подарок. Аккомпанируйте моему молчанию и безграничному вниманию, как когда-то аккомпанировали мои арии на пьянофорте.
Тот, кого она приняла за графа Сен-Жермена, улыбнулся.
– Истории поднимают маленькие бури, от которых ломит в костях.
– В моих костях, граф, эти бури не утихают. Прошу…
– Не смею отказать вам, мадам, но помните, в историях живут и не свершившиеся факты. Я расскажу вам о том, как один мой знакомый… смышлёный, но неудачливый немец пытался придумать дешёвый способ изготовления спирта. Причём не где-нибудь, а в России времён Петра I.
Ёрш
А. Жарков
Ранним весенним утром 15 августа 1712 года, когда усталые фонарщики, бурча и охая, тушили уличные фонари, Томас принялся за очередной эксперимент. К обеду вокруг его дома начали скапливаться мужики. Как коты, не подавая виду, якобы при делах, мол «я здесь не при чём, хвост трубой и дел по уши», они липли к стенам, топтались в переулках, шныряли взад-вперёд вдоль канала и бросали жадные взгляды на чёрную дверь с табличкой «Томас Фукс».
Томас повесил её, когда переехал в Петербург. Вытравил кислотой, разумеется, по-русски. Только фамилию написал с греческой «фиты» («О» с горизонтальной чертой в середине), вместо новомодной «ферты», отчего вывеска приобрела неожиданный библейский акцент. Мужики так и решили – поп немецкий заехал.
Однако ошиблись – рыжий немец, низенький и округлый, с короткими