Глава 1
Кузя тронул усатой щекой Владиково плечо, поерзал немного, устраиваясь поудобней, обернулся хвостом и закрыл глаза. Владика всегда поражало кошачье уменье погружаться в сон чуть ли не мгновенно. Даже завидовал порой – сам-то засыпал медленно, трудно. Тот же Кузя мешал: в одном положении долго не пролежишь, а перевернешься на другой бок – потревожишь его, убежать может. И плохо, неуютно тогда без Кузи, без его доброго, уютного тепла. Но не в том только дело, что в одиночестве хуже засыпается. Убежит Кузя – поговорить не с кем будет. А он, Владик, привык уже вечерами, когда затихают и квартира, и дом, и двор, и нет, кажется, вообще на земле никого, кроме них двоих, беседовать с верным другом Кузей. Возможно, слово «беседовать» здесь не самое удачное, беседа – это когда говорят двое, но Кузе ведь и говорить ничего не надо, достаточно того, что слушает. А слушает он хорошо, даже когда дремлет – у котов сон чуткий. И все понимает. Все-все. Можете сколько угодно посмеиваться и доказывать обратное, тут его, Владика, все равно не переубедить. Да и не хочет он, чтобы его переубеждали…
Самое необъяснимое, что, разговаривая с Кузей, Владик не заикается. Ну, почти не заикается. Может быть, оттого, что говорит шепотом и не старается не заикаться, просто не обращает внимания? Логопед в поликлинике, куда мама водила его лечить это проклятое заикание, тоже уговаривала Владика «не концентрировать» внимание на том, как он произносит слова, расслабиться, «владеть дыханием», но что-то не очень у него получалось. Особенно в школе, когда вызовут к доске. Да и не нравилась Владику эта логопедица – вертлявая, тонкоголосая, с ярко накрашенными губами и ногтями. Казалось, надоедает он своими приходами, отрывает от другого, нужного ей дела. А еще недовольна она чем-то все время была, вздыхала, словно Владик нарочно заикается, чтобы ей досадить. Короче, походил он в поликлинику три недели и бросил. Пустое занятие…
– А знаешь, Кузя, – привычным шепотом, чтобы не услышали папа с мамой в соседней комнате, сказал Владик, – я сегодня опять того старичка магазинного встретил, возле школы. Он меня тоже узнал, разулыбался. Спросил, как дела, а я ему отвечаю, что хорошо. «Поёшь»? – спрашивает. – «Пою», – говорю. Он меня похвалил, молодцом назвал. И знаешь, я с ним, когда разговаривал, совсем не заикался, вот как с тобой сейчас. Интересно, правда?
Даже не скажешь сразу, грустной или смешной назвать первую встречу с этим старичком. Он похож был на профессора, верней, на того, каким обычно изображают профессора в старых фильмах: в больших очках, с бородкой клинышком. Владик стоял в очереди за молоком, старичок подошел, спросил у него:
– М-мальчик, ты п-последний?
Обычно Владик заикался на согласных звуках, больше всего на трудноодолимом «п», но тогда вдруг заклинило его на почти безвредном гласном:
– Й-й-й-я, – ответил Владик, судорожно тряся подбородком. «Профессор» чуть сузил глаза, пристально поглядел на него, но ничего не сказал, только головой осуждающе покачал. Владик почувствовал, как раскаляются щеки, подосадовал на себя. Сколько раз зарекался, что там, где можно обойтись без слов, нужно промолчать. Кивнул бы просто в ответ – и делу конец. Скверно получилось – дедушка мог подумать, будто насмехается Владик над ним. Тут уж отмолчаться было невозможно, и Владик, виновато хлопая ресницами, промямлил:
– В-вы т-только н-не… Я-а, я с-сам…
От волнения и смущения заикался еще сильней. В очереди на них стали оглядываться, улыбались. Старичок ласково положил ему руку на плечо, дружески качнул, ничего, мол, все в порядке.
Из магазина они вышли вместе. То ли им по дороге оказалось, то ли «профессор» захотел немного проводить его, разговорились. Старичок рассказал, что раньше, особенно в детстве, заикался страшно, слова не мог сказать. У разных врачей лечился, в Москву даже ездил, но без пользы.
– А знаешь, чем выправился? – весело блеснул стеклами очков. – Песнями. Ты ведь, когда поешь, не заикаешься? Вот и я тоже. Беру, понимаешь, книжку подходящую и начинаю петь ее. Прямо по тексту. Часа полтора-два каждый день. По улице иду – про себя напеваю. Только не мелодию одну, а обязательно со словами. До сих пор от этой привычки не могу избавиться. Здорово, скажу тебе, помогло. Это я сейчас в магазине вдруг подкачал, некоторые даже не знают, что я заикаюсь. Да ты и сам сейчас видишь. Ну, конечно, опыт приобрел, дыханием управлять научился.
– Думаете, мне тоже помогло бы? – обнадежился Владик.
– Не думаю, уверен. Тебе и книжки подыскивать ни к чему, уроки-то учить надо. Вот и учи их вслух да нараспев, двойная польза получится.
Владик бережно