И вот объявляют: балетмейстер-постановщик Виктор Перешкин. И выбегаю я. Зал рукоплещет, а потом появляется директор балетной труппы Влад Серый и поздравляет меня, обнимает и благодарит. А ведь всего год назад он мне кричал:
– Ну всё, Витёк, ты доигрался! Снова подставил всю труппу?! Я увольняю тебя! Собирай свои шмотки и освобождай место в гримерке.
И, ведь, действительно, подлец. Когда я пришёл на следующий день, как ни в чем не бывало, думая, что Серый остыл, он вручил мне уведомление об увольнении.
А я-то что? Я не виноват. Я не по своей вине опаздывал, забывал дома туфли, приходил пьяным на спектакль… например, так далее. Это всё он, это всё тролль надо мной измывался, пока я не… Ну давайте, я лучше всё по порядку расскажу:
Глава первая
В последнее время мне ужасно не везёт; вот, например, в прошлый вторник я был точно уверен, что включил будильник на 7:30. Лёг со спокойной совестью, а проснулся почти в полдень. Точнее, лёг-то я где-то в третьем часу ночи, досмотрев фильм и выдув в одну глотку, считай, весь пузырёк. Но точно помню, как ставил будильник. Так вот, проснулся, смотрю, а будильник пропал, хотя я оставил его, как обычно, на тумбочке. Администрация театра, да и сам директор, мне уже столько сообщений оставили, что памяти у автоответчика почти не осталась. Ну что тут поделать – бегом в театр, а меня на ковер к директору:
– Вот, – говорят, – уже который раз опаздываешь. Уроком не занимаешься, уже совсем из формы вышел, на сцене на тебя смотреть страшно, да и травму вот-вот получишь.
А урок для артистов балета – святое. Это как зубы чистить. Каждый день делаем мы наши упражнения, чтобы мышцы в форме оставались. Только я про урок расстроиться успел, а они:
– На репетициях не появляешься, другим приходится за тебя отдуваться.
В гримерку захожу, а там действительно мужики хмурые сидят, даже не здороваются. Руку им протягиваю, а они как будто не замечают. Ну я тут громко перед всеми извиняюсь, объясняю, что будильник действительно ставил, но он куда-то исчез. А один из старичков насмехается:
– Домовой твой будильник спрятал, что ли?!
И тут я вспоминаю свой сон, что не домовой, а что-то волосатое, ушастое, серо-землянистого цвета бегало передо мной по лесу. Я это чудище пытался догнать, будто оно что-то украло у меня… Присниться же иногда.
– Да, – отвечаю я ему, – точно домовой. Я ему проставиться забыл.
– Что, сам всё выжрал? – прикалывается нахальный салага.
– Ты не будильник, наверное, подкручивал, с пьяни-то, а понятно что, у понятно кого. – добавил еще кто-то.
Все заржали, но я не врубился, что именно он имел в виду потому, что всё думал о своём сне.
– На телефоне нужно будильник ставить, крити!, – заметил полусолист.
– Да не просыпаюсь я от этих телефонов! Да и к тому же лишняя радиация ночью мне совсем не нужна.
Все заржали ещё пуще.
– А что, это правда? Будильник у меня старинный, со стрелками и двумя колокольчиками, по которым язычок бьёт. Звук такой, что метрового поднимет.
Смех и приколы смягчили обстановку, и я спокойно отработал этот день.
Зато на следующий день случилось что-то по-серьёзнее. Попала одна балетная туфля телесного цвета. Нужно сказать, что балетные туфли, или как их простые люди называют «тапочки», обычно бывают либо белые, либо чёрные. Телесные балетный театр закупает в очень ограниченном количестве и исключительно под размер каждого артиста. Резинок же, подходящих под цвет твоей кожи, вообще не бывает. Приходится пришивать белые и закрашивать их гриммом. Так вот, я взял эти туфли домой, пришить эти самые резинки. Я никогда не доверял эту работу костюмершам, потому что нужно вседа точно подобрать длину и угол, под которым нужно их пришивать. Я пришил и точно помню, что положил в сумку. Специально поставил будильник на телефоне и свой старинный, который я вечером почему-то нашёл в ванной.
Проснулся вовремя. Собрался, позавтракал, и такой гордый иду и делаю себе преспокойно урок. Пропотел и совсем хорошо стало. Вроде все и ко мне хорошо относятся. Сегодня утренний спектакль. Я уже и грим сделал, и оборванные штанишки с рубашечкой надел, полез в сумку за туфлями и достаю одну… Всю сумку перевернул, а второй туфли так и не нашёл. Ну что поделать! Одел одну всю, а другую, дырявую, у товарища пропустил. Она мне немного была большая, но, думаю, ничего, выдержит.
И вот я на сцене. Прыгаю, кручусь, бросаю ножку. И вдруг при очередном баттмане, то есть броске, слетает моя туфля, летит через весь оркестр прямо на дирижёра. Тот, разумеется, отмахивается от туфли резким движением. Трубач думает, что это сигнал ему, заливается пронзительной трелью. Конечно, слишком рано и невпопад.
После спектакля меня снова на ковер.
– Ну что, Перешкин! Что