Небольшой звездолет без опознавательных знаков сделал пару кругов вокруг места, чье таинство стало одной из главных причин объединения Алви и Изабеллы. Это пятидесятиметровое каменное строение если и напоминает свое природное происхождение, то лишь с сильным оттенком ужаса. Вертикальная стена идет кругом, оканчиваясь наверху выпирающими скосами, прячущими за собой плоскую поверхность. Ни единого элемента развитой науки, ни следов пребывания человека – лишь черный камень без заметных следов обработки. Изабелла безуспешно мучила сканеры, пока Алви не нашел место посадки. Вопросов проникновения больше не было – на той стороне, где последние лучи прощались с этим странным местом, обнаружился небольшой проход.
– На улице минус сорок пять. Ветра сейчас почти нет. Сплошной лед. Воздух сильно разряжен. Идти сто восемь метров – немного, но лучше возьмем по баллону кислорода. – Алви говорил это не только Изабелле, но и сам себе, формируя заключение по мере поступления данных от компьютера. Взглянув на Изабеллу, он встретил недовольный взгляд. – Что?
– Плохо спала. Десять часов полета – часов пять глубокого сна. Первым делом, если там все хорошо, поем и усну на сутки. – Она осмотрела его с ног до головы. – А ты, я вижу, хорошо отдохнул, бодр и свеж. Значит, пойдешь первым.
Алви нравился ее характер – вдумчивость, воспитанность и неспешность придавали ее мягкой красоте таинственной глубины сокрытого потенциала. Изабелла умела проявлять сильный характер одним лишь взглядом, плавно перетекающим в красивую работу мысли. Он вдвойне был рад тому, что она все же согласилась с ним сюда полететь, потому что, сделав первый шаг наружу, внезапно познал давно забытый трепещущий страх перед грядущим.
Идти было непросто: помимо давящей черноты, скрывающей за собой буквально все и вся, сам контакт с поверхностью льда разрешал верить в полет – он был идеально ровный и гладкий, лишь редкие неровности возвращали понимание сопротивления движению. Оба были в специальных больших очках, столь же оберегающих зрение и часть лица, сколь упрощая обзор окружения через выводимую цифровую карту с расстоянием и прочими показателями. Отключение интерфейса открывало возможность лицезреть всеобъемлющую черноту космоса, знакомя с имитацией потери визуального доказательства материального мира. Все это странное знакомство с мирозданием окончилось на середине пути – противоположность заявила о своих правах ярко и без предупреждения: свет ударил в лица прямо из прохода, вытолкнув перед ними тьму, рассеяв ее влияние. Стоило бы насторожиться, но бдительность между светом и тьмой скромна на подступе к самой причине этого явно вызревающего для точного времени проявления внимания со стороны Буревестника. Избавив Изабеллу и себя от лишних мыслей и рассуждений, Алви последовал упрямству, вновь зашагал вперед, готовый к любому исходу.
За возросшим любопытством крылся вызов этому исключительному заявлению воли света во владениях лика Вселенной. Но на встречном пути отсутствовало хоть что-то выходящее за рамки уже объявленной позиции. Лишь на своеобразном пороге Алви четко увидел не только истинное направление света, но и тот проход, изрыгающий силу обычного осветительного прибора. Пока Изабелла поглядывала наверх, запрокинув голову, охватывая пятидесятиметровую высоту стены, достаточно большой, чтобы с обычной позиции не видеть ее плавного изгиба, Алви подметил все особенности уродливого входа: фрагменты бетона валяются внизу, толстая арматура выгнута наружу рваными кусками. Завороженная видом величественного сооружения без признака человеческого труда, Изабелла всерьез ощущала свою незначительность под нависающим Буревестником, будто бы она предстала перед отделяющей жизнь и смерть стеной. Алви не стал отвлекать ее, он даже не думал о ней, лишь медленно отогнул куски арматуры, чтобы облегчить и без того трудное проникновение через тесную уродливую рану Буревестника.
Помимо этой «раны» была лишь одна дверь напротив, но ведущая не на улицу, а вглубь этого необъятного для простого человека строения. Сама комната примерно шесть на шесть метров представляла собой в некотором смысле разочаровывающий примитив: двуспальная кровать, встроенный шкаф, длинный стол у стены и подвесное оборудование у другой стены. Половина помещения засыпана снегом, который детально подсвечивала та самая лампа, встретившая их на подступе. «Рана» располагалась в центре, справа от нее в дальнем углу, рядом со шкафом и стоял большой прожектор на штативе, целью которого было дать этому месту свет. Слева у дальней стены была кровать, перед которой стоял человек в толстой красной куртке с накинутым капюшоном. Слева от кровати закрытые жалюзи, прямо напротив них была стела со множеством надписей. Кровать перестала нести службу, отныне это могила для дорогого