Помню, смотрела я как-то давно спектакль по пьесе Беккета. На сцене стояли два больших мусорных ящика и в одном жила мама, а в другом отец, и их сын перебегал от одного ящика к другому. Смотрела я этот спектакль на непонятном мне языке, может быть, что-то я там не так поняла, но только надолго запомнила эти мусорные контейнеры – «Pubelle», – в которых живут люди.
Так вот, мне тоже кажется, что я сейчас живу в таком «пубелле». За всю жизнь накопилось много ненужных книг. Например, старые телефонные справочники кинематографистов, по углам рассованы рукописи моих книг и сценариев моего мужа, на полках стоят какие-то привезенные из дальних стран безделушки, которые жалко выбрасывать, ибо с ними связаны воспоминания. В шкафах пылятся платья, вышедшие из моды, но, может быть, они когда-нибудь пригодятся, ведь мода возвращается. А мои концертные платья! А мои старые игровые костюмы!
И вот в этом бедламе я часто натыкалась на странную папку, в которой лежала тетрадка в линеечку, и там каллиграфическим почерком были написаны чьи-то воспоминания о путешествии. Тетрадка была без начала и конца. Кто писал эти воспоминания – неизвестно. Я пробовала их читать, но тетрадка опять надолго пропадала в моих завалах бумаг.
И вот однажды она мне опять попалась на глаза, я ее наконец прочитала, позавидовала неспешности рассказчика о поездке на озеро Гарда на севере Италии и подумала: «А почему бы и не поделиться этими записками с другими людьми».
Есть один литературный прием: где-то, предположим, найдена рукопись неизвестного автора, и другой уже автор публикует эту рукопись со своими краткими комментариями.
У меня оказалась такая рукопись, вернее дневник неизвестной мне женщины. Кто эта женщина – я так и не поняла. Равно как и не поняла, каким образом эта рукопись оказалась в нашем доме среди моих старых бумаг, писем, дневников и маминого архива.
Может быть, читателю будет интересно, как и мне в свое время, познакомиться с этой рукописью. Поэтому я и решилась опубликовать этот дневник.
Но только советую читать не «по диагонали», как мы привыкли, а не спеша, не торопясь. Медленно. Тогда вместе с автором этого дневника переместитесь точно в другое время.
«Время бежит? – писал Конфуций. – Бежите вы! Время стоит!»
Дневник-воспоминание 1911 года
19 июня 1911 года в 9 часов вечера на Брестском вокзале в Москве к одному из вагонов отходящего в Варшаву, а затем далее за границу поезда, собралась та полусотня людей, которым с этого дня предстояло 6 недель жить общей жизнью. Жизнью интенсивной, так как для огромного большинства отъезжающих впечатления от заграничной жизни и культуры совершенно новы. Короткое прощание с провожающими, остающимися родными и близкими; прощание без тоски и печали, по крайней мере со стороны уезжающих, слишком занятых предвкушением нового, – и поезд тронулся.
После суеты и небольших пререканий, все оказались на своих местах и начали жадно всматриваться в соседей, с которыми свела их судьба на такой интересный, полный ожидания перемен отрезок времени, который в будущем мог изменить их жизнь.
Брестский вокзал в 1911 году
Помню, я в первый же вечер обратила внимание на силуэт девушки у противоположного окна. Меня привлек ее взгляд: грустный, даже скорбный. Она стояла и смотрела в окно. Я не знаю, что или кого она там видела; может быть, еще тех, с кем она только что простилась. Ее взгляд запал мне в душу.
Я была не одна и не чувствовала себя одинокой: со мной было еще три знакомых мне человека. Мы вчетвером держались и тогда, и потом дружной, тесной компанией.
Меня заинтересовал тогда еще наш проводник, быстро, энергично и умно сорганизовавший нашу группу. Организация была необходима; ждать, пока познакомятся между собой все эти люди, немыслимо. Он разбил нас на группы, назначил старост – во всяком случае, хотя бы до Вены.
В нашей группе оказалось восемь человек, в нее вошла и та девушка с грустными глазами, и мы в первый же вечер вместе пили чай. При записи в группу я узнала, что ее зовут Александра Васильевна Яхонтова. На другой день она все больше и больше привлекала мое внимание. Причиной тому было ее необыкновенное сходство с моей сестрой Дуней; она ее напоминала до странности. Чем? Своей фигурой, манерами, каким-то неуловимым выражением лица. И это было странно, потому что Александра Васильевна была совершенно другим человеком, с другой психофизической организацией. Чтобы проверить свое впечатление, я спросила об этом Татьяну, мою подругу, она тоже была поражена этим сходством и, не дав мне договорить, быстро ответила: «Удивительно похожа!»
Присматриваясь к Александре Васильевне, я почему-то представила себе, что она народная учительница и непременно левая, вернее – из левых социал-революционеров. Тот грустный взгляд, который я запомнила