Моя жизнь начиналась в деревянном доме в селе Ново-Петровское, в 80 километрах от столицы. Тогда, в 40—50-е, ни у кого из сельчан телевизоров не было, только радио. Хоть это была и Московская область, из нашего села очень редко кто-то выбирался в Москву. Раз в день проходил паровоз с пассажирским составом, электричек еще не существовало. Дорога в Москву занимала четыре часа, из них двадцать минут поезд стоял на станции Новоиерусалимской – машинист ждал, пока зальют воду в котел паровоза.
Тем не менее наше село было тогда «районным центром»! Только в 1959 году, при Хрущеве, произошло укрупнение районов – и Ново-Петровское сначала вошло в Рузский район, затем – в Истринский. В разные годы в селе проживало от 2 до 3 тысяч жителей, практически все друг друга знали. Скорее, это был все же поселок. Местные в разговорах так Ново-Петровское и называли – поселком (хотя на картах и в официальных бумагах писалось «село»). У нас имелись универмаг, больница, школа, детский дом. Работала машинно-тракторная станция.
Но больше всего вспоминается клуб, устроенный в здании бывшей церкви. Здесь я впервые увидел кино! Причем фильмы активно смотрел уже лет с пяти. Мест в зале было мало, хватало только для взрослых, а мы, пацанье, сидели на сцене, прямо перед экраном. Позже расширили кинозал до 400 мест, а в другом «приделе» начали устраивать танцы. Сначала крутили пластинки, потом организовали эстрадный оркестрик.
Функционировал буфет с пивом. Но на танцы приносили, конечно, и более серьезную выпивку. Кто водку, кто вино, кто самогон. Так что грешили мы много.
Все жители поселка помнили, что здесь когда-то была церковь. Сама форма помещения, необычная, полукруглая, не давала об этом забыть. Потом, в 90-х, здание передали РПЦ, но храм еще долго не могли восстановить. Разруха! Даже отпевали, по сути, в полуразрушенном помещении кинотеатра… Это было, конечно, ужасно. Там я и маму провожал в последний путь.
Рад, что во время работы в Министерстве культуры, и особенно в последние годы, смог помочь полностью восстановить храм!
Когда я должен был родиться, отец разволновался жутко. Другие женщины, поступившие одновременно с мамой, уже все родили и выписались, а мама продолжала лежать «на сохранении». Отец был небольшим районным начальником, что позволило ему прийти в больницу и довольно сурово потребовать ответа у самого главврача.
Только тогда были приняты необходимые меры – маме сделали укол, активизирующий все процессы. Надо сказать, забил отец тревогу очень вовремя. Мама рассказывала, что появился я на свет с «петлей на шее» (пуповина намотана была вокруг горла), уже посиневший. Еще бы немножко и задохнулся.
Так отец меня практически спас еще до рождения! Он обладал необычайной интуицией в своих оценках самых разных ситуаций, в отношении к людям. Или это шли «сигналы свыше»? Порою кажется, что мне досталась в наследство от отца эта редкая способность – интуитивное предвидение того, как будет развиваться ситуации. Это выручало не раз!
На весь поселок было три автомобиля – «Победа», «Москвич-401» для местного начальства да полуторка (так в народе называли автомобиль ГАЗ-АА, машину Горьковского автозавода грузоподъемностью в полторы тонны). В двухстах метрах от нашего дома проходила железная дорога, громыхали товарняки. И если ветер дул в сторону домов, паровоз заполнял всю поляну – от путей до улицы – белым дымом. Нам, детям, было весело бегать и прятаться в этом дыму. Точнее, в этом пару.
Семья Малышевых – старшая сестра Валентина, мама Лидия Петровна, Володя (автор этой книги), отец Сергей Иванович. 1954
С железной дорогой было связано еще одно наше развлечение. Мы раскладывали 3—5-копеечные монеты на рельсы, а после прохождения состава забирали тонкие, отполированные до блеска кружки. У каждого была своя коллекция!
Но главное – за поселком нас ждали лес, пруд, речка, мы целыми днями пропадали там. Летом ягоды, осенью грибы, орехи… Наверное, поэтому мне удивительно сегодня наблюдать, как опасаются родители отпускать даже великовозрастных своих деток из дома одних! Мы, четырех-пятилетние, гуляли со старшими детьми с улицы где хотели. Бывало, уходили в лес километров за пять, но всегда находили дорогу домой. Купаться бегали всей ватагой, никто из родителей не сопровождал.
Автор с отцом. 1951
Как-то нырнул я с мостика, вошел вертикально в воду. Достиг самого дна, пора разворачиваться и выгребать на поверхность. Делаю первый гребок, второй, третий… И не выплываю! И вдруг понял, что если еще раз сделаю гребок и не вынырну, то всё – задохнусь. В этот момент я убедился, что расхожее выражение из книг «вся жизнь промелькнула перед глазами» о моментах смертельной опасности – совершенно правдиво!