Брела кроха (а была она не выше табуретки) по улицам, удивлённо разглядывая украшенные к празднику улицы и подолгу замирая перед очередным окном с мигающими цветными лампочками.
– Красота! – вздыхала девочка, и над её головой возникал разноцветный пар, образующий сердечки. Много-много сердечек летало вокруг неё, растворяясь постепенно в морозном воздухе.
– Эй, мелочь! – девочка обернулась. Перед ней стоял длинный как фонарный столб мальчишка. – Ты как это делаешь?
– Не знаю. Просто получается.
– Жуть какая! – мальчишка поёжился. – Ну, тебя!
И побежал. Только пятки засверкали. Сердечки почернели, упали под ноги, расплылись грязью по белому снегу. Плохо, когда тебя не понимают, а оттого и боятся.
На центральной площади стояла высокая, верхушки не увидать, ёлка. И какая же она была красавица: висели на ветках большие блестящие шары, змеилась яркими плетьми мишура, перебегали с ветки на ветку разноцветные огоньки. Девочка даже рот открыла от удивления.
– Ты с кем здесь? – склонился над ней худой мужчина в красном пуховике. – Потерялась? Где ты живёшь? Как тебя зовут?
– Я живу в лесу, – честно ответила девочка. – Зовут никак, потому что некому.
– Из леса и без имени? – мужчина расхохотался. – Ну, будешь тогда Лесовичка.
– Какое красивое имя, – улыбнулась девочка. – Спасибо за него.
Мужчина погрустнел:
– А если честно, то чья ты?
Лесовичка улыбнулась, сунула ладошку в его руку и сказала тихо:
– Я ваша.
От прикосновения холодной ладошки его словно током ударило. Вспомнил он свою дочку, которую уже два дня не видел и приходить не собирался, и такая тоска его взяла, что вырвал он руку и, даже не попрощавшись, побежал домой. Нужно было непременно помириться с женой, с которой поругался из-за сущей ерунды, и встретить Новый год с ней и с дочкой.
Всегда так случалось. Стоило Лесовичке прикоснуться к кому-то, как сразу просыпалось в человеке всё хорошее, что в нём было, и любовь просыпалась. Хорошо становилось людям, только девочка так и оставалась одна.
Она и правда жила в лесу в маленьком домике, состоящем всего из одной комнаты. Лесовичка не помнила, как туда попала. Будто бы всегда жила там, ухаживала за геранью на окне, выбивала цветастые половички, подметала пол самодельным веником. Всегда одна. Только соседка Кикимора иногда забегала в гости. Слепила Лесовичка как-то зимой снеговика, сунула вместо носа шишку, на голову ведро нахлобучила. Ткнула в живот пальцем, крикнула: «Оживи!» Он и ожил. Заметался по полянке, чуть с ног не сбил. Всё охал и ахал, а почему не поймёшь. Видимо характер такой заполошный. Лесовичка с ним говорить пыталась, а он не понимает ничего. Только руками машет и жалуется. Не выдержал, убежал в конце-концов. Ну, и пусть! Толку от него никакого. Только ведро жалко.
Решила Лесовичка к людям идти. Ведь есть же где-то ещё люди кроме неё? Шла-шла и вышла к городу. Теперь стояла рядом с нарядной ёлкой, маленькая, одинокая, но не грустная. Чего грустить-то? Красота-то какая вокруг!
– Какая кроха! – воскликнул кто-то. Девочку с интересом разглядывал рыжий весь в веснушках мальчишка лет восьми. – Тебя как зовут?
– Лесовичка.
– Меня Ромка, – он быстро схватил её руку и пожал в знак приветствия.
«И этот уйдёт», – мрачно подумала Лесовичка. Но мальчишка остался на месте. Мало того он начал болтать обо всём подряд да так быстро, что ни одного слова не поймёшь. В конце прибавил, что сбежал из детского дома, потому что там скука смертная. Нельзя же в Новый год взаперти сидеть? Он на время сбежал, чтобы праздником насладиться. Завтра вернётся. Выходит, нет у него никого, потому и не проснулась в душе любовь и тоска, потому что любить некого.
– Интересно, – задумался Ромка, – а что там на самом верху, на макушке?
– Тоже мне проблема! – усмехнулась Лесовичка, оттолкнулась от земли и медленно полетела вверх.
– Эй, – закричал перепуганный Ромка. – А я как же? Я так не умею!
Вздохнув, девочка опустилась, взяла мальчика за руку и потянула за собой. Ромка едва не задохнулся от восторга, потом посмотрел вниз и зажмурился. Страшно. Приоткрыл один глаз осторожно: на ёлочной макушке звезда яркими огоньками переливается. Красиво. Лесовичка его ещё выше тянет. Ромка снова глаза закрыл. Долетели до крыши, уселись сверху, теперь можно и посмотреть. Красота какая на улице! Повсюду гирлянды, огоньки светятся. Так бы всю ночь сидеть и рассматривать.
– Не плачь! – сказала ему Лесовичка.
– Я и не плачу! – удивился Ромка.
– Тогда кто же плачет?
– Не знаю.
Плач