А прошлой ночью было ещё хуже, посмотрел тогда волхв на небеса, и просто ахнул. По небу катилась хвостатая звезда. Тяжкая весть для людей, и не было в том ни добра, ни мира. Боги дали знак, да не мог волхв распознать, к худу или добру, сколько не кидал кости, не отвечали они, не желали говорить, раскрыть волю богов. Молчал волхв, взгляда не поднимая на простой люд, не знал, чтоб и сказать такого, найти нужные слова, ободрить, унять страх.
Ходил и к знахарке, провидице. Сильной травознатницей была их Елена Белая или Прекрасная, как её здесь называли, девица-найдёныш. В добрый час пришла она к бездетным Хорю да Зае, к мужу да и жене, и стала сама о них заботится. Правда, удивлялись все её лицу, словно из снега вылепленному. Кожа, белее белой. Но девица характером всегда была доброй, внимательной, плохого никому не делала, слова дурного не сказала. Красоты же была необыкновенной, но сватов никто не слал, и свахи в тот дом. не захаживали, словно знали чего тайное. А она, почитай, любую хворь отогнать могла. И позабыли ганты старые вести о злых инеистых великанах, с белыми, как снег лицами. Тех, кто был необорим в бою и не знал страха смерти, ибо жили вечно.
Спросил, хоть и боялся, у Елены, но лишь сверкнули тогда её ледяные глаза, и пробормотала она нечто загадочное:
«Изменится всё… Может, и найду я брата… Знать, и уходить мне скоро придётся…»
Испугался тогда Рист от таких слов, что услышал, ухватил за рукава Лебедь Белую, сам заговорил:
«Так что же не хватает тебе у нас? Терем поставим, в два раза выше. этого. Забирай всё моё золото и нефрит, ничего не жаль! Только не оставь нас своей милостью!»
«Не оставлю вас волхв, не печалься… А теперь иди к кудесникам и старейшинам города. Всё хорошо будет, помогу вам любую беду избыть!»
Стало легче от этих слов волхву. И смотрел на худые предзнаменования на небе, и был почти спокоен. Не было такого, что бы Елена Прекрасная ошибалась! Но, сидеть и ждать-всегда муторно. И то, не обещала ведь, что всё хорошо будет, а лишь беду избыть. Значит, нужно было готовится к плохому… Он заерзал на сиденье, даже не помогала мягкая подушка из заячьего меха.
– Не видно ли кого? – в нетерпении воскликнул волхв.
– Нет, не идут наши рати, – тоже с беспокойством в голосе ответил старейшина Лин.
– А должны были бы уж возвратится, – тихо проговорил старейшина из Оума, мудрый Окат.
Большой, просто громадный высился город Оум, на берегу великой реки Оби, над всеми окрестными холмами. Здесь, на богатых землях, в Сибири-матушке, да и посреди всей Русской Земли, где уже начинались степи, но и леса не лишали людей свое защиты, три поколения назад возвели ганты эту могучую крепость. Высокий крутой вал, насыпанный поверх стены, собранной из срубов громадных деревьев, вырос в верх на целых десять саженей. Снаружи защитой служил глубокий и широкий ров, глубиной в три сажени, шириной в восемь. Внутри же вала были устроены жилища для людей, словно соты у пчёл. Оконца смотрели только внутрь крепости, во двор. Здесь имелись и колодцы, и сараи, полные зерна, даже мастерские для умельцев-медников. Но люди, пока не грозила опасность, жили вокруг крепости, вольно широко, в своих усадьбах. Пасли скот, сажали рожь, пшеницу и ячмень, ухаживали за обширными яблоневыми садами. Щедрая Обь богато одаривала рыбой, и недалеко стояли хорошо устроенные пристани, где ожидали торговцев и рыбаков крутобокие лодьи и юркие шитики.
Здесь, перед громадным валом Оума, на резных скамейках, сидели старейшины и волхвы самого большого города гантов. За каждым стояли ихверные уноты, и даже мало видевшие чего юнцы были в большой тревоге. Уже с неделю как ушло соединенное войско Саргата и Оума в степи, но не было больше вестей, словно провалились они в Тартарары. Думал иногда Рист, отчего царь не дождался помощи из Варты и Гандвика? Понадеялся на собственное многолюдство? Желал сам всю славу получить? И то, поднял рать в три тысячи воинов, большая сила, небывалая, спору нет…
– Вот, испей квасу, – предложил волхв Рист старейшине, сидевшему рядом, – Сакат, обнеси всех вятших мужей! – сказал волхв своему уноту, – а ты, Живко, пряники подай! Да поживее, чего на ходу спишь!
Юноша, чинно кивнул, и взяв ендову в руки, пошёл мимо скамей. Рядом шёл и помошник его, совсем мальчишка, Лит, и малым ковшиком наполнял чаши собравшихся. Живко раздавал сладости. И то, хороши ржаные пряники на меду, и нет ничего вкуснее! И, порадовались вятшие, думающие мужи, кажется, покинула их туга-печаль.
Толковые были уноты, не мог нарадоваться на них волхв. Да и одеты нарядно, в расшитые полотняные рубахи, штаны, мягкие башмаки с обмотками. Головы от ветра прикрывали войлочные шапки, с назатальниками, и лопастями, которыми можно было прикрыть и шею. Так оно и понятно, и обриты были оба, по обычаю, носили детские прически. Оставляли им на голове по несколько прядей волос, заплетённых в косички. И эти косицы свисали на спины подростков. А как войду в возраст, до восемнадцати годов, так срежут и эти волосы, оставив лишь