Орлик. Руфат Қажғали

ик, – сказал отец, гладя жеребца по гриве и слегка похлопывая.

      Огромный черный конь вскинул голову и громко фыркнул, выпустив из своих больших ноздрей клубы пара.

      Я осторожно подошел к нему и протянул руку, чтобы погладить. Орлик посмотрел на меня и коснулся ноздрями моей руки. Я почувствовал его усики, покалывавшие мою ладонь, затем ощутил кончиками пальцев мягкую и пушистую плоть его ноздрей. Орлик слегка приподнял свою голову ткнув в руку, как бы подбрасывая её.

      Я посмотрел в его большие красивые глаза, в бездонной черноте которых можно было утонуть. Он смотрел в мои… Я влюбился в него с первого взгляда. Полюбил всем сердцем…

      Папа купил его у дяди моей мамы (Қайын aғa – каз.), которому жеребца подарили в честь рождения внука. Дядя не держал лошадей, поэтому решил продать Орлика. Отец, услышав об этом, сразу же захотел купить коня. Договорившись с ним, папа, на специально оборудованном грузовике, привез его домой из другого поселка.

      Орлик был орловским рысаком. Изящная грация при аллюре подчеркивалась гордо вскинутой шеей. Длинная грива, переливаясь на солнце, волнами огибала всю его мощную шею, придавая породистую величественность. Он был с характером, и мы с отцом с трудом приучили его. Со временем у нас с Орликом образовалась крепкая связь.

      Жеребец был очень умным, и общался со мной с помощью кивков и махов, фырканья, либо громкого ржания, показывая своими движениями или голосовыми вибрациями свое настроение, а также то, чего ему хотелось или не хотелось делать.

      Ржал он чаще всего при приветствии или прощании. Орлик очень любил сахар и ел его прямо из рук, облизывая ладонь своим теплым и мягким языком. Я приучил его, что сахар являлся наградой за какое-нибудь его достижение. Так мы и выстраивали с ним наши отношения.

      Проходили дни, и я уже без седла скакал на нём полностью освободив поводья, радуясь его очень высокой скорости и встречному ветру…

      Каждый год на девятое мая в нашем поселке устраивались конные скачки. Люди привозили из разных колхозов своих лучших скакунов, чтобы состязаться и выиграть главный приз. А призы были хорошие. Тем более, в тот год праздновалось пятидесятилетие Великой Победы над фашизмом, и планировалось грандиозное мероприятие.

      Я решил тоже принять участие в скачках, и начал усиленно тренировать Орлика.

      Сначала через день, а потом уже каждый день, верхом на нём я скакал от пяти, до двадцати километров, постепенно усиливая темп.

      Орлик прекрасно себя чувствовал. Он так и рвался скакать стремглав, стоило хоть на немного приспустить узду…

      Я не знал, как тренировали своих лошадей другие ребята. Однако, мне казалось, что Орлик был лучше всех.

      В мельчайших деталях помню то утро. Оставалось ровно три дня до скачек. Мы с отцом решили дать жеребцу отдых. Рано утром папа выпустил Орлика пастись, а сам ушел по делам. Мы обычно выпускали его недалеко от дома, надевая на его ноги путы, чтобы жеребец мог пастись под присмотром.

      Это был выходной день. Я еще спал, как вдруг домой забежал отец, и с криком: "Орлика сбила машина", разбудил меня .

      Меня словно ударило током. Шоковое состояние сменилось тревогой. В одну секунду одевшись, и даже не умывшись, я с отцом побежал в сторону дороги, на то место, куда указал видевший жеребца односельчанин.