Анри достает билет и делает вид, что изучает его.
– Смотрите, вы должны сидеть вон там, – говорит молодая женщина, указывая рукой в перчатке на сиденье напротив.
Она элегантно одета – черные брюки и блузка. Худощавую фигуру частично скрывает шерстяное пальто, и когда она наклоняется, большие золотые пуговицы звякают друг о друга. Анри еще не привык к женщинам в брюках, но думает, что ей такой наряд почему-то идет.
– Да, точно, – отвечает он, спохватившись, что так до сих пор ничего и не сказал. – Прошу прощения.
– А, так вы говорите по-английски, – произносит она с облегчением. – Вот и славно.
Она улыбается – натянуто, скупо, – и он замечает, что верхний зуб с левой стороны у нее кривой; когда она была маленькой, ее родители, наверное, из-за него переживали. Но и это ее не портит.
Он встает, указывает на ее сумку:
– Вы позволите?
– Нет, спасибо, пусть пока побудет при мне.
Анри уверен, что ее пальцы незаметно сжимают ручку.
Он кивает:
– Bien sûr[1].
Они садятся друг напротив друга. В купе душно. Он видит, как она ставит сумку на сиденье рядом с собой, и ему кажется, что он чувствует запах пассажиров, которые ехали здесь до них. Когда-то в таких поездах строго блюли стандарты – крахмальные салфетки, до блеска натертая латунь, – но теперь на лампах пятна, на обивке сидений зацепки. Интересно, когда здесь в последний раз мыли окна?
Еще один пассажир подходит к их купе, заглядывает внутрь и уходит.
– Надеюсь, к нам больше никто не подсядет, – говорит она, глядя вслед незнакомцу, исчезающему в коридоре.
– Если так, давайте поменяемся местами, – отвечает он и спешит пояснить, спотыкаясь на словах, которые мысленно переводит: – Когда я сижу в поезде против движения, то чувствую себя странно – как будто сам не свой.
– Вы имеете в виду, вам нездоровится? – переспрашивает она, заправляя прядь волос за ухо. – По-моему, об этом есть поговорка. Что-то насчет того, чтобы не жить прошлым, а смотреть в будущее.
– Английская поговорка? – Она в ответ лишь пожимает плечами, и он уточняет: – Но вы же из Англии, n’est-ce pas?[2]
Она кивает:
– Из Лондона. С юга от Темзы. – Она делает паузу, изучает его взглядом. – А вы, полагаю, из Франции?
– Я француз, – подтверждает он и, немного помявшись, добавляет: – Из Алжира.
По ее лицу пробегает тень. Он не знает, уж не померещилось ли ему, убеждает себя: наверняка померещилось; что может знать эта молодая женщина о стране, в которой он родился, о ее внутренних раздорах, о ее борьбе за независимость? Она бормочет что-то утвердительное – но нет, он вдруг осознает, что понял ее неправильно, она сказала совсем другое слово, Оран. Она прошептала название его родного города. Он вспоминает о том, что случилось почти две недели назад.
Должно быть, она что-то прочла в его глазах, потому что натянуто улыбается и говорит:
– Видимо, я угадала. – Повернувшись к окну – дыхание туманит стекло, – она продолжает: – Мне однажды посоветовали там побывать.
Дар речи возвращается к нему.
– Vraiment?[3]
На мгновение – чуть дольше – он решает, что больше она ничего не скажет. Не заметив ни намека на то, что она намерена продолжить, он готов уже откинуться на спинку сиденья и отвернуться – пожалуй, с разочарованием, понимает он, – как вдруг она переводит взгляд на него и говорит:
– Да. Мне сказали, что из окна в северной стене форта Санта-Крус открывается особый вид, лучший во всем городе. Мне пришлось бы взять напрокат автомобиль – я не смогу подняться туда по канатной дороге, я боюсь высоты. Но я хотела бы когда-нибудь это увидеть. Этот бескрайний синий простор. – Она замолкает, переводит дыхание. – А потом я поехала бы на машине за город, нашла бы кафе с видом на горы и море и заказала там créponné[4].
Он чувствует на языке остроту лимона, сладость сахара. Вкус детства, который по-прежнему с ним, даже в изгнании.
Она поворачивается к нему:
– Даже не верится, что так бывает, n’est-ce pas?
Он медлит с ответом.
– Oui. Особенно в такую погоду.
Оба поворачиваются к окну, где в тумане холодного утра не видно солнца.
– Кстати, меня зовут Луиза. Луиза Барнард. – Она чуть подается вперед, сокращая расстояние между ними, и протягивает руку. – Можете называть меня Лу – меня все так называют.
– Правда? – говорит он. Ему кажется, что это имя ей не подходит.
Она не отводит взгляда.
– Да.
– Анри, –