Алая зыбь. Алексей Будищев

и щегольской усадьбе Тучи-Лихонина, встретилось их столько, что он собрал пышный букет.

      «Татьяне Михайловне», – думал он, весело посвистывая.

      Солнце так ласково пригревало вокруг, что невольно хотелось смеяться и радоваться. Да и Татьяна Михайловна такая красивая, такая ласковая, такая благодатная, что Павлик всегда радовался, когда знал, что сейчас увидит ее.

      – «Когда увижу я тебя, – запел Павлик из „Красного Солнышка“, – мне небо кажется с овчинку…»

      В усадьбе густым, красивым басом залаял дог «Неро».

      – «Неро», «Неро»! – радостно позвал собаку Павлик, сдвигая на затылок свою студенческую фуражку.

      Его, очевидно, услышали. Из сада звонко откликнулось ясное и молодое сопрано:

      Когда увижу я тебя,

      Меня трясет, как пау-у-тин-ку!

      Павлик стал в позу, прижал обе руки к сердцу и, раскачивая плечами, запел:

      – «Да, я л-любллю-ю яг-нят!»

      – «А я л-л-юбл-лю-ю г-у-у-сят!» – откликнулось ему, слегка кокетничая, сопрано.

      – «Ка-а-к они кричат», – пропел Павлик и сразу оборвал. Его как бы обвеяло грустью.

      – И она – эта милая, ласковая женщина – жена полутрупа, жена сумасшедшего, – вдруг вошло в его голову, как черная туча.

      «Бедная, бедная Татьяна Михайловна», – подумал он вновь, вздохнул, покачал головой и быстро прошел в ворота.

      «Неро» встретил его и повилял ему хвостом, как доброму приятелю.

      Туча-Лихонин крикнул ему с балкона:

      – Доброго дня, сэр! Салютую вам с высоты обсерватории.

      Голос у него был неприятный, резкий, сухой. Пожалуй, уже по голосу можно было догадаться о его страшном недуге. Молодой лейтенант Туча-Лихонин сошел с ума тотчас же после Цусимского боя, пробыл два года в психиатрической лечебнице, и после того, как врачи признали его неизлечимым, но и безвредным для близких, молодая жена перевезла его в родовое именье, вот в эту «Алую зыбь». Сейчас он сидел на балконе и из карабина Монтекристо расстреливал листья шиповника, росшего в двенадцати шагах от балкона.