1124
Нет во Вселенной ничего более безвредного, чем здравый смысл. Но будь у эволюции ложка здравого смысла, они бы погибли обе.
– Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников
1
Однажды в далеком-предалеком звездном скоплении жила бойцовая рыбка. Звали ее разными именами и названиями, иностранными, скучными, научными и непонятными, некоторые звали ее даже хаплохромисом многоцветным – за тонкость вкуса и чистоту красок. Но звать так ее решались немногие, а все звали только бойцовой рыбкой, даже кто ее никогда не видел. Просто так было короче. Все было у нее хорошо и все было как у людей и не было только одного: трудностей, которые нужно преодолевать. «Вот, – расстраивалась рыбка, – все люди как люди, что-то там все время преодолевают, какие-нибудь барьеры и неприятности – только у меня все не как у всех». Так сидела она, задумчиво глядя на стайки рыбок и как медленно двигаются по тонкому белому песку дна солнечные блики, и так проходили один день за другим и один год за следующим.
Но вот в какой-то из дней в пределах лазурных территорий актиний и кораллов, прямо над любимой норкой хаплохромиса, медленно изгибаясь и не спеша, прошла большая темная тень, не то акула, не то даже вовсе касатка, – как неторопливый провозвестник вечного возращения и напоминания о том, что где-то есть и другой мир, и он не так уж отсюда далеко.
«Ни хрена себе, – флегматично подумала бойцовая рыбка, задрав голову наблюдая за передвижениями тени у себя над головой. – Я тоже такое хочу. Как к себе домой…»
На самом деле у хаплохромиса тоже имелись в жизни свои проблемы, и они часто становились проблемами окружающих. Дело в том, что, как принято было считать, коралловые рыбки были разноцветными не просто так, а с научным смыслом, чтобы видно было далеко и хорошо – чтобы другие особи своего вида, случайно проплывавшие неподалеку, понимали: вот здесь одна территория, вот там другая. Считалось даже, что территориальные окраски коралловых рыбок вывешивались только для своих: другие представители могли их во внимание не принимать вовсе. Что они и делали. И совершенно напрасно.
Еще говорили, что с точки зрения сосуществования видов те самые представители как бы должны были интересовать рыбку не больше, чем, скажем, камушки на белом песке или пустые ракушки. Но имея о сравнительной этологии лишь достаточно поверхностное и общее представление, бойцовая рыбка ничего об этом законе не знала и делала что хотела. Чем и объяснялись те трудности, которые она создавала другим, осложняя жизнь себе и немногочисленным соседям. В спину ее звали норкой, у которой не все дома. Впрочем, Хаплохромиса это тоже трогало мало.
В общем, окружающий его норку мир положительно был не в его вкусе. Сказать иначе, он ему не нравился, включая вкус того, кто всем этим до него занимался. И тогда он решил поменять все на что-то другое – убрать, как убирают не очень удачный эскиз, и нарисовать все заново, вместе с норкой, лагуной и остальным мирозданием – поменять на что-нибудь, что будет радовать глаз больше. Сколько себя коралловая лагуна помнила, Хаплохромис всегда считал себя экспертом по части вкуса в эстетике, и это для окружающего мира служило постоянным поводом для беспокойства.
«Эта бойцовая рыбка – просто надругательство над здравым смыслом, – убежденно рассказывал один жирный карась одному случайно проплывавшему мимо якорю. – Иногда просто опускаются руки. Кидается на все, что проплывает мимо. Теперь вот ей эволюция поперек дороги встала».
«И что мне теперь прикажете делать? – желчно спрашивал якорь. – Покончить жизнь самоубийством?»
«Я понимаю ваш сарказм, – вдумчиво отвечал карась. – Не вы первый. А потом начинают заламывать руки. Хотите один бесплатный совет? Не надо резких движений. В нем очень сильно развит инстинкт хищника. Я кое-что в этой жизни повидал, поверьте на слово: не надо ненужных движений. Вообще не надо торопить события…»
«Но я не могу тут всю жизнь просидеть у вас на попе, – раздраженно говорил якорь. – И потом. Это что-то неслыханное! Я сколько плаваю – нигде с таким не сталкивался…»
Карась примирительно качал головой, глядя понимающе и с сочувствием.
«Хороший вы мой, поверьте на слово: чем раньше вы примиритесь с неизбежным – тем меньше он вас поимеет. Мы все через это прошли. Доверьтесь мне: я кое-что понимаю в этой жизни. – Опытным путем выведенная зависимость наполняла жизнь новым смыслом. Там, где можно, карась следовал лучшим из своих побуждений. – Самообладание – вот то, что вам сможет помочь. Чем раньше вы остановитесь, тем лучше будете выглядеть». – Наученный жизненным опытом, он не хотел другим повторения своих ошибок.
Якорь чудовищным усилием воли подавил новый прилив раздражения, вместе с тем, явно предпочитая оставаться при своем мнении.
«Мне это не нравится», – честно предупредил он.
Карась не выглядел удивленным.
«Вы не первый, от кого я это слышу. Вы когда нас покидаете?» – поинтересовался