Гоните прочь людей гнилых,
Как не смогла однажды я.
Этер дочитала стихотворение, вырезанное на надгробной плите. Потом положила на едва заметный холмик букет белых лилий. Их аромат дурманил сознание, и на секунду ей показалось, что она кладет цветы не на безымянную могилу возле дома, а стоит в каком-то далеком городе над погребением горячо любимого человека. И это чувство отчаяния, безысходности, несправедливости лишь заставило Этер вспомнить, куда она отправляется. Быть может, совсем скоро эта призрачная скорбь станет реальной.
Через минуту она уже вскочила на стоявшего рядом коня и, не позволяя себе оборачиваться, направила его в сторону подернутого белесой пеленой горизонта. Её одолевали тревожные мысли, которые словно по собственной воле лезли в голову. Не об этом она мечтала, не этого хотела. Другое видела во снах. Но никто не знает, как повернется жизнь. Вот и теперь Этер приняла, на её взгляд, единственное правильное решение. Она ехала на войну.
Что ни ночь – новый кошмар. Тяжелый, запутанный, словно бред пьяного или сумасшедшего. Ускользающие от сознания образы, тени, вспышки света и всполохи пламени, блики луны и фонарей, неясные очертания невидимых гостей. Даже погожие дни не прогоняли вереницу мучительных снов. Они терзали сознание, ранили его, заставляли бежать: но бежать было некуда.
Этер вдруг вспомнила странствующего старика, который полгода назад забрёл в их город. Девушка обрабатывала его раны, а он рассказывал ей предания старины, в которых воспевалось могущество Трианской Империи. Этер тогда пожаловалась на страшные сны и потерю связи с близкими, а он посоветовал набраться храбрости и взглянуть реальности в глаза. «Страх и ненависть будут глодать тебя, как голодные собаки глодают кости, – сказал он. – Иди на войну, и будь что будет. Только там ты сможешь спастись от самой себя».
Прохладный утренний ветер нещадно бил по лицу всадницы. От этого у неё перехватывало дыхание, а рыжие волосы пожаром разлетались сзади. Тем не менее она не замедляла бега коня. Ей казалось, что уже слышны военные барабаны, что за горизонтом уже палят пушки, что ещё секунда – и на дороге появятся обозы с ранеными.
Но утро оставалось тихим и мирным, просыпающаяся природа не подавала знака, что где-то совсем рядом горит война.
Городская застава осталась за спиной, впереди – наспех сооружённые шатры, тяжелые военные машины и снующие люди в серо-коричневой форме. Умный конь замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Этер спрыгнула на землю.
Ей не хотелось этого. Чем ближе та была, тем сильнее ощущалась охватившая ноги дрожь – она поднималась выше, а за ней следовала неприятная, холодная волна страха. Этер все никак не отпускала поводья и лишь мелкими глотками втягивала воздух. Что гнало её вперед? Страх? Ненависть? Любовь?
Этер никто не торопил. Она в который раз напоминала себе, зачем сюда пришла.
– Беги домой, – прошептала Этер, поглаживая горячую конскую шею. – Беги.
Потом отстранилась, сделав усилие, улыбнулась. И от этой улыбки по щекам чуть не побежали слёзы. Животное фыркнуло, развернулось и умчалось в зеленеющие поля, прочь от дороги и палаточного лагеря.
«Это не так уж и сложно, – мысленно твердила себе Этер. – Просто подойди и скажи, и потом уже будет проще».
Не давая себе времени передумать, она почти бегом направилась к стоящему неподалёку столу. Попутно отметила, что справа, метрах в пятидесяти, у такого же стола толпится не меньше сотни людей. Кажется, там набирали добровольцами ремесленников, которых, впрочем, почти не отправляли на фронт.
Ближе стояли ещё четыре стола. За каждым из них сидел скучающий военный, и совсем никто не подходил наниматься рекрутом. Позади раскинулся лагерь с шатрами и палатками, на ветках железной дороги стояли бронированные машины.
Этер практически врезалась в стол, внезапно оказавшийся у неё на пути. Нервно дернулась и вновь постаралась успокоиться: безрезультатно. Земля качнулась под ногами, мир подёрнулся белой дрожащей пеленой.
От сидящего напротив человека её отделяло не больше метра. Это был молодой мужчина со светлыми вьющимися волосами. Даже пустые зеленые глаза не придавали его лицу жестокое выражение, которое обычно имели военные. Он без интереса поднял голову и, вежливо скрывая улыбку, замер в ожидании. Наверняка он не в первый раз видел трясущихся от страха детей, которые так отважно стремились защищать Родину.
– Этернитас Кирент. Я врач, – проговорила она, старательно скрывая дрожь в голосе. – Хочу записаться в военный госпиталь ближе к фронту.
– Конечно, – мужчина склонился над тетрадью, тщательно вырисовывая буквы. – От Бартиста… Пройдёшь налево до коричневого шатра, оттуда виден поезд. Состав тронется через пару часов, – мужчина положил карандаш и вновь улыбнулся, теперь более сочувственно. – Военный билет получишь уже в полку, все остальное – тоже. Не бойся, привыкнешь. Страшно только сначала.
Быстро поблагодарив мужчину, Этер почти бегом направилась к поезду. Ноги едва слушались, словно наполнялись ледяными камнями,