в великолепном изобилии чистую, прозрачную воду. В расщелинах скал, в дуплах деревьев заботливые и умные пчелы, учреждая свои общины, бескорыстно оделяли каждую протянутую руку богатой жатвой сладчайшего своего труда. Могучие пробковые деревья без всякого принуждения, по собственному доброму желанию сбрасывали с себя широкую и легкую кору свою, которою люди начали покрывать дома на грубых подпорках, возведенные ими единственно лишь для защиты от непогоды. В те времена всюду царил мир, всюду царили дружба и согласие. Тяжелый сошник кривого плуга еще не дерзал вскрывать и раздирать сострадательные недра нашей праматери-земли, потому что она без принуждения на всем пространстве своего великого и плодородного лона предлагала все, что могло насытить, поддержать существование и доставить наслаждение детям ее, в ту пору владевшим ею. Тогда в действительности простодушные и прекрасные пастушки бродили по долинам и холмам, с непокрытой головой и в косах, не имея на себе другой одежды, кроме необходимой, чтобы стыдливо прикрыть все, что стыдливость требует и всегда требовала держать прикрытым; и украшения их были не те, которые в употреблении теперь и которые пурпур Тира и на столько ладов терзаемый шелк делает такими дорогими, а состояли лишь из листьев зеленого лопуха, переплетенных с плющом, и, быть может, в них они казались не менее великолепно одеты и нарядны, чем теперь наши столичные дамы, щеголяющие в редкостных и чужеземных изобретениях моды, указанных им праздным тщеславием. Тогда порывы любящего сердца облекались в столь же простые и искренние выражения, какими были чувства, породившие их, и не искали искусственных оборотов речи, чтобы придать им больше ценности. Не было лжи, злоба и обман не смешивались еще с правдой и искренностью. Правосудие не выходило из своих пределов, и его еще не дерзали смущать и оскорблять корыстолюбие и лицеприятие, которые теперь так унижают, смущают и преследуют его. Закон произвола еще не сделался достоянием судей, потому что и судить тогда было некого и не за что. Девушки и целомудрие, как я уже говорил, являлись, где хотели, одни-одинешеньки, не опасаясь, чтобы чужая распущенность и похотливость унизили их, – и если они и гибли, то лишь только по доброй воле и по собственному желанию. А теперь, в отвратительные наши времена, ни одна девушка не находится в безопасности, хотя бы ее скрывал и окружал новый лабиринт, подобный Критскому, так как и туда, через щели или с воздухом, благодаря рьяности проклятого ухаживания проникла бы любовная зараза и привела бы к крушению всю ее скромность. И вот для защиты добродетели, так как время шло и зло возрастало, был учрежден рыцарский орден, чтобы охранять девушек, защищать вдов и помогать сиротам и нуждающимся. К этому ордену принадлежу и я, братья пастухи, которых благодарю за угощенье и радушный прием, оказанный мне и моему оруженосцу. И хотя по закону природы все живущие в мире обязаны благоприятствовать странствующим рыцарям, тем не менее, так как я знаю, что вы, находясь в неведении относительно
