До сих пор остаётся загадкой, из каких глубин Серости берут свои заклинания такие, как Эдени. Среди всех ветвей мало какие маги вообще наговаривают на пергамент чары. Даже среди онейромантов. И далеко не всем кудесникам под силу изъять их после.
У сновидцев никогда не получается одной и той же руны. Мощь, заключённую в ней, можно использовать лишь раз. Одно хорошо – как правило, она всегда колоссальна. Ведь неспроста демоны считают онейромантов лакомым кусочком.
Лишь Свет и Тьма знают, через какие кошмары продиралась Эдени. Она без конца мешала, на первый взгляд, несовместимые стихи на языке демонов:
Яррак чоктар илым дэст цукван!
Сыктир ван шак чоджу гидар!
Малкар омнибак сэрты джасэ!
Алькаф усын илып жыртыб бан!
Это то немногое, что Альдред сумел различить. И был не уверен, что расслышал верно. Чтение продолжалось ещё с минуту, прежде чем под ладонью засиял пергамент.
Инквизитор улыбнулся: руна почти готова! Радость его быстро сменила смесь ужаса и отвращения. Он ожидал чего угодно, только не этого.
Крестьянка продолжала декламацию, как вдруг с её век сорвались кровавые слёзы. Жирные капли падали на гранитные плиты.
Медленно. Кап… Кап. Кап.
Следом потекло из ноздрей и ушей. Тонкими алыми змейками.
Чтение прерывалось кровохарканием. Но та, давясь, продолжала, будто сама не своя. Самозабвенно и даже яростнее, чем раньше.
Онейромант едва ли замечала это, войдя в изумрудный транс.
Ничего подобного Альдред раньше не видел. И не припоминал, чтоб со сновидцами приключалось кровоизлияние в мозг.
Гадая, что делать, и что будет, продолжал наблюдать. Пробовал своим умом дойти до истины. Терялся в догадках. Предполагал худшее.
Ясно одно: вмешиваться пока рано. Экзамен легко провалить. Малейший шаг в сторону чреват фиаско.
Сияние под ладонью погасло. Это могло означать только одно: заклинание готово. Эдени же, утопая в зелёном эфире, не сумела отпустить волну. Мерцая, она завопила снова. Комиссия дёрнулась от неожиданности.
Боль. Агония. Она поднималась из самого чрева, из грудной клетки, прожигая плоть насквозь. Невыносимо…
Девка свалилась под стенд и забилась в конвульсиях. В приступе пнула пустой пузырёк за пределы круга. Тот, бренча, медленно покатился к ногам латников. Но бряцанье стекла не могло подавить громкость её стенаний.
Животные крики и судороги по всему телу отозвались холодком в затылке Альдреда.
На своём недолгом веку репрессор повидал немало смертей. И к немалой доле приложил руку сам. Они давно перестали трогать его. Былое чувство ужаса вернулось к нему. Как в первый раз. Так нежданно…
По-настоящему, осмысленно, кошмарно.
Что было несвойственно Альдреду, из него наружу рвалось прозаичное человеческое сочувствие. Он сам запер его в закромах души ради своего же блага. Инквизитор округлил глаза, следя за Эдени. Для него оставалось загадкой,