Как была, седая от пыли, только сбросив на плечи платок, дрожащими от нетерпения руками вскрыла конверт.
Письмо датировано первым июня.
Николай писал:
«Дорогие мои Анка, Вовик и Котик! Ну вот и кончилось мое вынужденное безделье. Отправляюсь в путь, в пекло, в суровое испытание!..»
Из Ростова-на-Дону до станции Аул, что почти на границе Алтая и Семипалатинской области, письмо шло тринадцать суток.
В час, когда в далеком казахском селении Анна Гефт вскрыла конверт, в тот самый час четырнадцатого июня тысяча девятьсот сорок третьего года с ростовского аэродрома поднялся с выключенными огнями «ЛИ-2», на борту которого был Николай Гефт.
В кабине самолета их четверо.
Валерий Бурзи – кряжистый крепыш лет двадцати пяти. Николай знал о Бурзи немного: инженер-электрик, работал до войны в отделе главного энергетика Судостроительного завода в Николаеве. Бурзи предстоит прыгать с парашютом под Херсоном.
Наталия Шульгина – интересная молодая женщина, похожая на грузинку, и Александр Красноперов – ей под стать, видный, рослый мужчина.
Шульгина и Красноперов в оккупированной Одессе будут изображать молодоженов. В вещевом мешке «молодого» угадывалась рация, чему Николай искренне завидовал.
Они были замкнуты и углублены в себя. Каждый скрывал тревогу и неизбежное чувство страха за исход ночного прыжка, за достоверность версии своего появления в тылу врага, за надежность документов…
Николай еще раз мысленно проверил свою легенду:
«В бою под Чугуевом, двадцать седьмого февраля, сдался в плен. Был в лагере военнопленных. Заболел брюшным тифом. Находился на излечении в немецком госпитале. После выздоровления, как лицо немецкой национальности, отправлен к месту постоянного жительства, в Одессу, о чем свидетельствует маршбефель с подписью и печатью».
«Достовернее не придумаешь. Документы в порядке, – думал Николай, – но поверят ли в эту легенду чиновники „Транснистрии“? А почему бы им не поверить? Меня, заместителя главного инженера Нефтефлота, четвертого октября сорок первого года, выселили с семьей в Казахстан. Инженер, специалист по судовым двигателям – механик пимокатной артели! Мог я затаить обиду? Конечно, мог! Только и ждал удобного случая… И вот, в бою под Чугуевом, двадцать седьмого февраля… Такая подленькая история может растрогать до слез даже офицера гестапо!» Николай не терял чувства юмора.
Он достал из бокового кармана гимнастерки госпитальное заключение и с досадой заметил, что оно просрочено. Должны были вылететь первого, задержала техника…
Это омрачило его настроение.
Тяжело ныли колени – осложнение после брюшного тифа. Он действительно болел брюшняком, но не в немецком госпитале, а в Энгельсе-на-Волге. За ним самоотверженно ухаживали и выходили, а вот ноги… Месяца два ходил с палочкой.
«Госпитальное заключение мне придется продлить в Одессе. Да, Юля! – вспомнил он. – Она же в мединституте, у нее знакомые врачи…»
Зная место своей выброски, Николай попробовал представить себе весь предстоящий путь по Одесщине, но мысль снова вернулась к Юле Покалюхиной.
Николай Гефт
«Как она там, – думал он, – в оккупированной Одессе? Хрупкая, тоненькая Юля, с ее неуемной энергией и нетерпимостью ко всякой несправедливости, ко всякому злу?»
Познакомились они в тридцать третьем. Николай учился в Институте инженеров водного транспорта и преподавал в школе физику и технологию металлов. Тогда он и приметил ученицу восьмого класса Юлию Покалюхину. Он руководил школьной агитбригадой, а Юля успевала всюду: она была артисткой, администратором и даже автором пародий и скетчей.
Самолет сильно тряхнуло. Погасла лампа в плафоне. Бурзи приподнял шторку и увидел в иллюминаторе яркие вспышки зенитных орудий.
– Пересекаем линию фронта, – пояснил Бурзи.
Они шли с набором высоты. Альтиметр, висящий над дверью в летную кабину, показывал четыре тысячи триста метров.
Плафон снова загорелся, освещая тусклым светом кабину, скамьи по бокам и четверых людей, таких неуклюжих и малоподвижных, с парашютами и вещевыми мешками. Мерно гудят моторы, свистит ветер в закрылках.
«Интересно, получила Аня мое письмо от первого июня? – снова думает Николай. – Теперь не скоро я смогу написать…» Закрыв глаза, он пытается представить себе жену, такой, как видел ее в последний раз перед расставанием. Сыновья спят. Аня уложила волосы. Нарядная, в шелковой клетчатой блузке, совсем девчонка… и не скажешь, что она мать двоих пятилетних ребят… Прощаясь, они пьют брагу – хозяйка варила, – закусывают холодцом. Совсем не военного времени пиршество!.. Давно это было, в январе сорок второго… Должно быть, ребята выросли, вытянулись…
Самолет ложится на крыло, и кажется, что моторы работают не синхронно: один звучит низко, натужно, другой переходит на высокую звонкую ноту…
Некоторое время Николай,