Крит. Тот, которого я разумею, сидел третий по правую твою руку, а между вами – маленькой сын Аксиоха[1], который на мой взгляд, очень подрос, так что, по возрасту, как будто не многим отстает от нашего Критовула, только тот сухощав, а этот полон, красив и хорош лицом.
Сокр. Иностранец, о котором ты спрашиваешь, Критон, был Эвтидем, а по левую руку возле меня сидел брат его, Дионисиодор, и также участвовал в разговоре.
Крит. Я не знаю ни того ни другого, Сократ.
Сокр. Видно, какие-то новые софисты[2].
Крит. Откуда они? и в чем состоит их мудрость?
Сокр. Родом они, думаю, оттуда же, где и были, то есть из Хиоса[3]; потом переселились в Туриос, а из Туриоса ушли в нашу сторону и проживают здесь уже много лет. Что же касается до мудрости, о которой ты спрашиваешь, то чудеса, Критон; они все знают! До сих пор я не понимал, что такое всезнайка, а теперь – вот дивные атлеты! Это уже не акарнанские братья [4]: те были могучи только телесными силами; а эти во-первых – люди сильные и по телу, в таком роде боя, в котором можно побеждать всех[5], по тому что мастера не только сами владеть оружием, но за известную плату – научить и других тому же; люди сильные ходить и по судам, где лично подвизаются и наставляют охотников говорить и писать судебные речи. Доныне они были искусны только в этом, а теперь уже вполне увенчали свое все победительное искусство: доныне по крайней мере один род борьбы оставался у них не испробованным; а теперь и это так усовершено ими, что никто не в состоянии против них и заикнуться. Вот как сильными сделались они в устных состязаниях и в опровержении всякой мысли, ложная ли она, или истинная! И так я думаю, Критон, вверить себя этим мужам; потому что они обещаются в короткое время сделать и всякого столь же сильным.
Крит. Как, Сократ! разве не пугают тебя лета? Ведь ты уже стар.
Сокр. Нисколько не пугают, Критон. Я имею достаточную и утешительную причину не бояться их. Сами Эвтидем и Дионисиодор, можно сказать, уже в старости начали учиться этой мудрости, этому вожделенному для меня искусству состязаться. За год, или за два, они не были мудрецами. Одного только боюсь: не подать бы повода издеваться над этими иностранцами, как над Конном Митровийским, цитристом, который до ныне продолжает учить меня на цитре. Дети, сотоварищи мои в его школе, смотря на нас, и меня осмеивают, и Бонна называют учителем стариков: как бы не подвергнуть и их такому же поношению. Да может быть они и сами того же боятся, и не вдруг соглашаются принять меня. Я уже подговорил, Критон, некоторых стариков ходить вместе со мною на уроки Конна: других подговорю посещать уроки Эвтидема и Дионисиодора. Да почему бы и тебе, Критон, не быть моим товарищем[6]? А для приманки, поведем детей твоих: принимая их, они, знаю, будут учить и нас.
Крит. Не мешает, если тебе угодно, Сократ. Но прежде скажи о мудрости этих людей, что бы знать, чему мы будем учиться у них.
Сокр. Подожди, услышишь. Будто я и не могу сказать, как бы не понял их? нет, я очень понял, помню и постараюсь пересказать тебе все с начала. По внушению какого-то бога, там, где ты видел меня, то есть в раздевальнице[7] сидел я один и уже хотел встать; но вот вдруг – обычное мне знамение, гений[8], и я опять сел. Вскоре после того вошли Эвтидем и Дионисиодор со множеством, как мне показалось, учеников своих. Вошедши, они начали прохаживаться в крытой галерее, и еще не сделали двух-трех поворотов, как вошел Клиниас, который действительно очень подрос, твое замечание справедливо, а за ним толпа приятелей его и, между прочими, некто Ктизипп Пеанийский, прекрасный и добрый юноша по природе, но задорный по молодости. Клиниас, заметив при самом входе, что я сижу один, подошел прямо ко мне и сел по правую мою руку, как сам ты сказал. Дионисиодор и Эвтидем, увидев его, сперва остановились и разговаривали друг с другом, время от времени поглядывая на нас, – а я внимательно наблюдал за ними; потом подошли к нам, и один из них, Эвтидем, сел подле мальчика, а другой подле меня с левой руки, прочие же – кому где случилось. Я поклонился им, так как и прежде по временам видался с ними; потом, обратившись к Клиниасу, сказал: Клиниас! представляю тебе Эвтидема и Дионисиодора, мудрецов в вещах не маловажных, а великих. Они знают все, относящееся к войне, – все, что нужно знать человеку, желающему сделаться искусным полководцем, то есть, как располагать и весть войско, как сражаться оружием; они могут также научить, как помогать самому себе в судах, в случае какой-нибудь обиды. – Когда я сказал это, Эвтидем и Дионисиодор обнаружили свое неудовольствие; потому что, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Потом первый из них примолвил: не этим уже мы серьезно занимаемся, Сократ; такое занятие у нас только между делом. – Тут я изумился и сказал: значит, ваше дело, должно быть, прекрасно, если подобное занятие для вас только безделка. Скажите же, ради богов, в чем состоит это прекрасное упражнение? –