И это, возможно, к лучшему.
Заявителей капитан милиции Постовенцев про себя делил на три категории.
Первые при подаче заявления вели себя адекватно, соразмеряя свои потребности с возможностями уголовного розыска. Если у таких похищали личное имущество, они старательно перечисляли все его приметы, понимающе кивали, когда капитан рассказывал, как сложно в этом диком мире поймать и обезвредить преступника, и не настаивали – просили о том, чтобы со стороны милиционеров были предприняты все возможные меры для поиска виновного. Если они приходили подавать заявление о пропавшем без вести, то досконально вспоминали все, что тот говорил им последнее время, указывали на круг друзей пропавшего, зачастую не только с адресами, но и с телефонами, и не названивали капитану по десять раз на дню с вопросом, не нашелся ли их безвестно отсутствующий.
Вторая категория, не слишком вменяемые граждане, были личностями скандальными и малообразованными. Пропив в хмельном угаре деньги, вырученные от продажи квартиры или автомобиля, а то и просто дорогого телевизора, они являлись в уголовный розыск с требованием вернуть им нажитое непосильным трудом, как будто это сотрудники милиции обманом в течение недели заливали в их глотки паршивый самогон и потихоньку воровали деньги. На объяснения, что в действиях их собутыльников нет состава преступления, ибо никто не заставлял мнимого потерпевшего разбрасываться купюрами различного достоинства и орать при этом, что нынче он гуляет, заявители реагировали бурным возмущением и требованиями принять их заявление, потому что «ну никак я не мог за неделю две тыщи прожрать, ну никак».
Прожирали и больше, но возмущались и от меньших сумм. Все заявления таких невменяемых граждан так или иначе были либо надуманными, либо настолько абсурдными, что проводить по ним любые мероприятия казалось полным бредом, но не принять сообщение о преступлении, когда гражданин на этом настаивает, сотрудники милиции не имели права и честно отрабатывали каждую такую чушь, поступившую в отдел.
Если невменяемые граждане приходили с сообщением о пропавшем без вести родственнике, тут уж хоть рапорт пиши на увольнение – тягомотина начиналась уже с первых минут подачи заявления. Заявитель не помнил, во что был одет пропавший, с трудом называл особые приметы и зачастую понятия не имел, куда мог уйти его родственник. Иногда заявитель не мог предоставить даже фотографию пропавшего. Несмотря на это, подача заявления непременно сопровождалась возмущением, вызванным слишком подробными вопросами о внешности пропавшего, типа: «Откуда я знаю, какие у него зубы, что я, в рот ему смотрел?» и брюзгливым пожеланием лучше работать, а не заниматься глупостями вроде перечисления круга лиц, к которым мог пойти потерявшийся. «Да в жизни он с ними не общался, вот только время зря тратите». Нервов они выматывают много, толку от них мало, а пропавшие без вести находятся зачастую через два-три дня с похмельными рожами и отсутствием пропитой верхней одежды.
Сидящая перед Постовенцевым бабка квалифицировалась как заявитель третьей категории.
К вышеназванным относились граждане, которые приходили в милицию только для того, чтобы занять свое свободное время, а заодно помотать нервы сотрудникам. В действительности им не нужна была никакая помощь со стороны правоохранительных органов, им просто нечего было делать дома, в связи с чем ими выдумывались и писались заявления одно краше другого по своей изощренности.
В милицию поступали то тревожные сигналы о зеленом поносе поросят, которых сосед явно притравливает ядовитыми испарениями; о нанесении почти смертельного оскорбления: «После этого гражданин М. сообщил, что я курва, чем унизил меня перед моими соседями и причинил нравственные страдания».
В ста процентах случаев заявительница курвой и оказывалась, и в не меньшем количестве понос поросят был вызван низким качеством корма, а не происками соседа, однако любое сообщение о преступлении подлежало рассмотрению, а значит, участковый или другой сотрудник, выполняющий функции дознавателя, ехал на служебной машине на место происшествия и долго объяснял гражданину М., что «курва» – слово, конечно, литературное, но ругательное, и бросаться им в неугодных соседей не рекомендуется. Либо опять же вдумчиво изучал цвет свинячьего поноса и делал квалифицированный вывод об отсутствии в действиях соседа состава преступления.
Бабка, заявившаяся в милицию в это раннее утро, явно была настроена решительно, по-боевому.
– У меня пропала дочь.
– Когда пропала?
– А вы что, записывать не собираетесь? – Тут же склочным тоном поинтересовалась бабка. Постовенцев посмотрел на ее ярко накрашенные губы – куриная гузка, – на взбитый пук седых волос на голове, на хищные острые ноготки чуть искривленных пальцев и глубоко вздохнул – про себя.
– Сначала я хотел бы выяснить обстоятельства.
– Вот записывайте и по ходу дела выясняйте. Мне учить вас, что ли?
– Учить меня не надо, – как мог вежливо