«Спокойно, дорогая! Ты летишь на собственную свадьбу, – успокаиваю я себя. – Скоро станешь леди Фаррелл и начнёшь жизнь с белого листа. Компромат на твою развесёлую юность сгорел в камине. Нужно было всё-таки взять немного пепла и кинуть в шампанское на Новый год. Всего-то месяц остался, а там и до арок, увитых розами, рукой подать. Мой львёнок во фраке и я, вся в белом, у алтаря…». Рослый, тощий немец с бесцветными глазами и нездорового серого цвета кожей, напоследок щупая меня взглядом, шлёпает печать на страничку и возвращает документ.
Я окончательно успокаиваюсь только, когда самолёт набирает высоту и берёт курс на Лондон. Чем дальше Россия, тем ровнее бьётся моё сердце: то ли приглушённый свет в салоне успокаивает, то ли болтовня Роберта отвлекает от грустных мыслей. Я склоняю голову на его плечо и не замечаю, как отключаюсь под ровный гул мотора, смешанный с рычащими английскими согласными. Последнюю ночь перед отлётом из Петербурга, я не спала: вспоминала как познакомилась с Робертом и старалась допетрить, как у меня и взбалмошного английского репортера оказались и общие друзья, и общие враги? Какое шестое чувство привело его в лес, когда я, удирая от Сергея и себя самой, чуть не погибла во время грозы. Меня мучал вопрос, смогла бы я простить Саню, свою первую любовь, если бы не встретила Роберта. И тут же возникал другой вопрос, а как бы я нашла Саню, не встреть я Фарреллов? О том, как будут делить моё внимание отец и сын Фарреллы, я пока не задумывалась. Эдвард, наверняка, не просто так выложил целое состояние за мою свободу. Те три дня, когда он решил сделать меня не то любовницей, не то женой из памяти вряд ли сотрутся, но и ангелы имеют право на ошибку.
– Джу, кофе будешь? – слышу сквозь сон.
Открываю глаза, и, взяв ладонь Роберта, прижимаю к щеке. Его длинные пальцы подушечками нежно поглаживают мою кожу.
– Как сладко спится на твоем плече, – глажу короткий ёжик его каштановых волос и утопаю в синих озёрах бездонных глаз.
– Хочу тебя, – шепчет он. – Впервые в жизни так рвусь домой. Даже не верится, что больше никто не встрянет между нами.
– Сплюнь, – невольно улыбаюсь, подумав об Эдварде.
– Что?
– Примета такая. Выпусти меня прогуляться.
Я пробираюсь мимо Роберта и Эдварда и иду в хвост самолета.
Меня бросает в холодный пот, а ноги подкашиваются, когда боковым зрением я замечаю человека, которого узнаю из тысячи и хочу видеть сейчас меньше всего. Стараясь не привлекать его внимания, я поправляю волосы, прикрывая лицо рукой и, дойдя до конца коридора, юркаю в туалет. Холодная стена помогает унять дрожь.
– Твою ж налево! Только Конни мне не хватало для полного счастья!
Закрываю глаза и вспоминаю раннее июньское утро того дня, когда Саня меня бросил. Я бесцельно бродила по набережной. Когда свели мосты, я уже четко представляла, что сделаю. Дойдя до середины моста Лейтенанта Шмидта, я перебралась через перила и бросилась в воду. Черная бездна холодной Невы поглотила меня. Словно тысячи иголок впились в тело. Я почувствовала, как судорога сводит ноги. Вода заливала уши, нос, рот. Я начала задыхаться и сознание замутилось.
– Bist du wach, du Verruckte?[1] – кто-то давил мне на грудную клетку и прокуренным голосом ругался на языке, похожем на немецкий. Я открыла глаза и увидела незнакомое загорелое лицо мужчины.
Меня трясло от холода.
–English! A little! [2]– выдала я чечётку зубами.
Незнакомец помог мне подняться в узком проходе и поманил за собой. Я огляделась и прислушалась. Покачивает будь здоров. Яхта что ли? Вошла следом за незнакомцем в небольшую уютную каюту, отделанную красным деревом.
– You wait right here[3], – бросил он через плечо и вышел.
Я стояла посредине, не решаясь сесть и смогла рассмотреть незнакомца как следует, лишь когда он вернулся с рубашкой и пледом. Высокий, статный, ухоженный, болтает не по-нашему. Немец! Каре седых волос и морщины на лице говорили о том, что ему уже как минимум за пятьдесят, но подтянутая фигура и манера одеваться выдавали неугомонный характер.
– Take that wet dress off[4], – он сунул мне вещи в руки и стянул с себя мокрую майку. —Я не очень знать русский. Разодевайся!
Незнакомец повернулся и, продемонстрировав красивый рельеф загорелой спины, перечерченный глубоким шрамом на правой лопатке, вышел.
Я села на пол и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Впервые за эту ночь сидела и наматывала сопли на кулак. Не услышала даже, как вернулся мой спаситель. Выплакав все слёзы, я растянулась на ковре и продолжала беззвучно всхлипывать. Когда наконец затихла, немец окликнул меня. Диким зверем глянула я на него и села, поджав под себя ледяные пятки. Мужчина наблюдал за мной, сидя на диване с сигаретой и рюмкой коньяка.
– Ты зачем спас меня? – непонятная злость к спасителю проснулась во мне. – Я не хочу больше жить!
– Ты глупая девочка, –