© Княженика Волокитина, 2016
© Княженика Яноровна Волокитина, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глаза цвета твоих
Я укрыта горячим бархатом. Спасена от жуткого холода теплом твоего голоса.
На моих глазах – сургучная печать тьмы.
Твой голос льется мягко и неспешно, как янтарное масло из узкого горлышка бутылки, и я вязну, вязну, и прошу тебя: «Не умолкай, говори! Ты только говори – и я прощу все, пойду за тобой, хмельную, нагую меня понесут люди, распятую на кресте твоего голоса!»
С каждым твоим звуком моя одежда скользит вниз, к моим судорожно сжатым ступням. А гордость плавится, тает, как мороженое в горячей детской руке…
Я забыла, как дышать.
Ну же, давай, это просто —сделай глоток воздуха, почувствуй, как он подсушивает губы, как жидким гранитом льется внутрь и застывает навечно комком в горле, так что ни плакать, ни говорить…
Пленница в собственном теле, безвольном и покоренном.
Но у меня еще остался мой взгляд – мое оружие.
Острый, словно слово, брошенное сгоряча – и такой же опасный.
Я собираю всю себя и бросаю на тебя этот свой последний взгляд – и вижу твои мертвые пустые глаза цвета зеркала, цвета жестокости, горячего цвета, властного цвета, цвета твоих.
Изгнанница
На руках моих вышиты татуировки, символы древние, никто из ныне живущих не прочтет их никогда.
Я медленно иду вдоль влажной стены тумана, ледяного пара, прячущего острые зубы и когти неведомых зверей. Здесь нет ничего яркого – ни цветка, ни растения – только грязное молоко тумана, и я в самой сердцевине страшного водоворота стихии, не сильная и не защищенная никем.
Я всем чужая, они прогнали меня, вытравили собаками, палками, криками из своих жизней, простых и понятных.
За то, что я парила ночами над их крышами и заборами, за то, что я так и не привыкла ходить на ногах, за то, что я говорила с птицами и травами – а не с ними.
Они вышвырнули меня в Стороннее пространство, куда входа нет ни живым не мертвым.
Я вошла.
И тьма пожрала мои картинки, мои мысли, она пировала долго, смачно, по-хозяйски разрывая мои вены и любуясь калейдоскопом магии в них.
Вскоре она вышвырнет меня отсюда, из Всемогущего и безысходного Стороннего пространства, и я снова буду о двух ногах, почти целых.
Мои ноги обглоданы, и это так избито… А сравнивать туман с молоком – не избито ли?
Брошенка
Вот оно, мое минорное восприятие, моя неопределенная реальность.
Слезы – непрошеные, дым – колечками, я бьюсь в агонии, и она – блаженна. Тоскою сочится все мое существо. Мое знание – это мое клеймо, мое ярило.
На самом тонком мостике своего сознания я стою, как черная балерина, на носочках, тянусь ввысь, а внизу, подо мной, захлебывается собственной мерзостью мое прошлое унижение.
Там, в пошлых любовных клятвах – мой персональный ад, мое пекло. И моя дрожащая неуверенность, моя шизофазийная стихия разверзнется вскоре – я делаю шаг.
Другой или третий – я уже лечу.
Лечу вверх, подхваченная неумолимым тайфуном времени, зачарованная порочностью собственных чувств. Пронизана остриями зрачков, вынесена за скобки пространства.
В полыхающей тьме я набираюсь силы, жестокой силы, неистовой. Я – огненный Хаос, жгучая злоба, счетчики и термометры взрываются от передоза моей яростью.
Пусть безмолвствует Земля!
Пусть изольется слезами Небо, тщась затушить меня! Я теперь – катастрофа, живу местью, дышу зверством, исступленно вздымается моя грудь. Некому покрыть ее поцелуями, остудить, унять зарево пожара в ней.
И вот, на самой субтильной ноте, рванет сердце туда, куда я не достану рукой, и замрет там, нежное и спокойное, пока меня будут накрывать плотной тканью и бормотать: «Не пережила… Не пережила».
Маленькая
Я бы хотела скользить в вязаных носочках по нагретому полу, по дорожкам солнечных бликов.
Ты бы шептал мне бессвязные слова, надрывно, горячо выдыхая сквозь сомкнутые губы.
Мой Гумберт Гумберт, твои глаза цвета моря на том берегу, что люди зовут Лазурным, и будь я чуть старше – я бы не пропустила начало истории.
Ты иллюстрируешь собственные сказки теплыми сухими поцелуями – я не могу не любить тебя за них.
За губы или сказки? Мне нет разницы в этом.
Я сижу у тебя на руках, и колени твои острые и жесткие, как и мои.
Мне неудобно – я не слезу.
Здесь мне место сегодня, в твоей