Эту неделю я никогда не забуду. Егор Евгеньевич Макеенко

вистом. Затем я потерял сознание. Пока меня везли на «скорой» я слышал тихий, но бойкий марш у себя в голове. Он не давал мне покоя. Будто этот марш играл какой-то безумный пришелец, который не знал нот, но старался держать строгий ритм.

      Я проснулся в больничной палате, ко мне зашла медсестра и сказала, что доктора ничего определенного пока сказать не могут. Кроме слегка повышенной температуры тела, никаких аномалий замечено не было. Что со мной и почему я вдруг потерял сознание посреди улицы? Я лежал в ожидании того, что меня скоро отпустят. На следующий день пришел, видимо, какой-то очень важный и известный доктор и принялся осматривать результаты анализов. Он был ростом чуть выше среднего, очень опрятно одет, густые седые волосы лежали на его голове аккуратно, сразу видно, даже в таком возрасте человек был твёрд и не умел отчаиваться. После осмотра доктор с надменным изумлением посмотрел на меня и, ничего мне не сказав, вышел, отдавая какие-то указания местным врачам и своим помощникам. После этого меня сразу начало клонить в сон и я медленно уснул.

      Не знаю, сколько я тогда проспал. Очнулся я уже в совсем другой комнате. Её глухие серые стены были, видимо, из очень толстого слоя бетона, так как через них не проходили никакие звуки. Моя кровать в палате была единственной и стояла прямо посреди комнаты. Возле нее стояло множество медицинских приборов, подключенных ко мне и моему матрацу и подушке. Кажется, здесь было окно. Оно круглосуточно излучало издевательски слабый жёлтый свет, похожий на солнечный, если бы солнце утратило значительную часть своей энергии. Но это было не окно, а лишь его имитация. Будто меня, как животное, посадили в клетку, но, чтобы я не грустил по воле, сделали в комнате искусственное солнце из жёлтой лампы в стене и прикрыли его шторами, чтобы я не раскрыл обман. Как это наивно и глупо.

      Выходом из моей палаты служила железная дверь с раздвижным окошком, с помощью которого меня кормили. Какое-то время я был наедине со своими мыслями, но вскоре этот союз нарушила вошедшая ко мне медсестра. Она выглядела непривычно и была совсем не похожа на обычную больничную медсестру – у этой был какой-то слишком острый и твердый звериный взгляд. Эти свойства, впрочем, были характерны всей её натуре. Она спросила: