Околица моя
Жаворонок
Пылит за поздним плугом борозда.
Зеленый луг в пласты ложится ровно.
И вот у жаворонка ни гнезда,
Ни кладки нет, насиженной любовно.
А он то взмоет, то к земле прильнет.
Сказал мне тракторист: постой, послушай.
– Как рада птаха солнцу! Как поет!
А это горе разрывает душу.
Боковая
Проживаем удаленно
В нашем славном уголке.
На границе трех районов
Да на Люнде на реке.
Не надеемся на дядю,
Все с запасами живем.
И насеем, и насадим
И из лесу принесем.
Мы – работать, так работать!
Деревенский нрав таков.
А гулять, когда охота,
Аж, до третьих петухов.
О любви большой и малой
Не написан верный стих.
И бразильским сериалам
далеко до Боковских!
ГОЛОЛЕДИЦА
Зима пугает гололедицей.
Как переменчива погода!
То рыщет снежною медведицей,
То всюду разливает воду…
И вновь мороз. И все блестящее:
Деревья, тротуары, крыши.
И люди, мелко семенящие
К заборам держатся поближе.
А в гладь молочно- равнодушную
Ледышка солнца с неба сброшена.
Машины кружат, непослушные.
Дай Бог добраться по-хорошему!
Но вновь погода переменится
Верь перьям облачным, пушистым.
И ночь укроет гололедицу
Снежком обильным,
тихим, чистым.
« Шел март, оглушенный долбящею лунки капелью. прощальными дудками вьюг, серенадами кошек…»
Шел март, оглушенный долбящею лунки капелью. прощальными дудками вьюг, серенадами кошек.
Зима уступать не хотела веселому парню апрелю И плакала долго, стирая узоры с окошек.
Но ей не разгладить волнистость зернистого снега И первых проталин не спрятать под снежную заметь. Не скрыть в облаках высоты ярко-синего неба, И власти былой не вернуть,
и вокруг ничего не исправить.
Прорвется весна,
Зашумит, забурлит, засмеется.
Зальется овсянка победной задорною трелью. Защурятся люди от ясного светлого солнца.
Осталось чуть-чуть подождать до прихода апреля.
Реквием колодцам
На деревне теперь только пьяным поется,
А селенья без дачников наперечет.
В тех, что живы еще, умирают колодцы.,
А вода, как в районе из кранов течет.
Из земной глубины башня воду качает,
И по трубам она в каждый вводится дом.
А колодцы с беззвучным укором ветшают.
Те колодцы, что рылись великим трудом.
В них мутится вода, пахнет гнилью и тиной.
Старый валится сруб, зарастая травой.
А ведь каждый был с именем,
звучным, старинным.
В каждом был у воды вкус особенный, свой.
Каждый помнит, как бабы вокруг собирались,
Обсуждая беззлобно мирские дела.
А девчонка тогда повзрослевшей считалась,
Если воду достать из колодца могла.
Засыпают колодец теперь бесполезный
Вот уже с журавля оборвали бадью.
Он под ветром скрипит, словно плачет, болезный.
Он в обиде на горькую участь свою
Может людям теперь оттого не поется,
что с прогрессом традиций связать не смогли?
Без заботы людской умирают колодцы.
Закрываются светлые очи Земли.
ВОРОН
Разбивая первый лед
черный ворон воду пьет.
Пьет, скользя крылом по льду,
пьет второй раз на году.
Первый раз здесь в марте был
воду талую он пил,
ту, что пела и текла,
берега ломать могла,
что считается живой,
ту, что прорастет травой,
что цветами расцветет,
в небе радугой взойдет,
сникнет спелым колоском,
брызнет