Предыстория будет короткой. Закончив педагогический в Питере, я устроился в отделение службы опеки Выборгского района. Проходил там практику на поздних курсах, после выпуска они позвали сами, предложили общежитие, а я согласился: просто на время, чтобы перекантоваться, пока ищу постоянную работу. Затянуло, как в глубокий омут, без всплеска. Звонок о смерти тётки и квартире в наследство словно разбудил меня, но к тому времени я проработал в опеке больше двух лет и был потерян безвозвратно.
Просто… После того, что мне довелось увидеть в качестве соцработника, я уже не смог бы заниматься чем-то другим. Сложно объяснить, но в первые же месяцы эта работа смяла меня, как ломкий сухой лист, забытый среди страниц томика Уильяма Блейка. Ты словно заглядываешь на изнанку повседневности и видишь там холодную зияющую пустоту, от которой не можешь больше отвернуться, как не сможешь уже никогда стать прежним.
Нет сил? Что ж, попробуй уйди. Но каждый вечер по пути домой из магазина ты будешь спрашивать себя: что происходит сейчас вон там, за освещённым тёплым светом окном чьей-то квартиры? А вон там, где нет занавесок и мерцает программой “Вести” обязательный телевизор? Возможно, ничего. Возможно, счастливая семья пьёт там чай и делится новостями за день. Возможно, ребёнка забивают насмерть ножкой табуретки за тройку по математике. Скорее всего, ты не помог бы ему, это правда. Но у тебя, по крайней мере, был бы шанс. И что же, сбежишь? Ну, себе на этот вопрос я давно ответил.
Когда ты выносишь из какой-нибудь гнилой дыры своего первого ребёнка… Грязного, голого, такого невозможно тощего! Когда ты, прикрыв пиджаком, несёшь его к машине, ощущая под пальцами рубцы и старые сигаретные ожоги, пока от увиденного там по твоим щекам льются злые слёзы, пока позади свирепо ревёт и бросается на ментов с ножом бухая свиноподобная мамаша… Да, обшарпанная дерматиновая дверь вновь таила за собой межзвёздную пустоту, и часть её навсегда поселилась в детских глазах. Ты уносишь её с собой. И если ты хоть немного похож на меня, читатель, после этого ты пропал.
Поэтому, приехав в Северодвинск и немного обосновавшись, всего за неделю бесповоротно влюбившись в его тишину, колючий морозный воздух и уютные дворы, внезапно обрывающиеся в бескрайний свинец залива, я отправился прямиком в муниципалитет. Родственников у меня нет, в Питере ничто особенно не держало. А в отделе опеки и попечительства всегда найдутся вакансии.
***
– Марин, ну где он там?
– Кто, Костик?
– Ну!
– А я почём знаю.
– Да на адрес поехал, к этим, Артамоновым.
– У-у… А давно?
– С утра ещё. О, да вот он, лёгок на помине. Тебя старша́я ищет, дуй в кабинет. Давай куртку, я повешу.
– Спасибо, Кать. Анастасия Павловна, вызывали?
– Ну так уж и вызывала, что ты всё как неродной… Конфетку будешь? Зинка “мишек на севере” принесла, коррупционерка этакая.
– Спасибо.
– Чего там у Артамоновых?
– Нормально пока. К ним бабушка приехала, готовит-убирает. Мать шальная, по стенке ходит, но вроде бы трезвая. Урод этот, говорят, больше не объявлялся. У Антона синяков свежих нет: сидит, жёлтого коня рисует. Вот, подарил мне его, полотно в стиле Кандинского. Художником, наверное, будет.
– Ну, дай бог. Ты уж за ними посматривай. Иск на лишение попридержи пока.
– Хорошо.
– И на, держи ещё одних: там документы все, протоколы, освидетельствования… Да закрой, потом у себя прочитаешь, я главное расскажу. Так-с. Назарова Светлана Николаевна, восьмидесятого года рождения, проживает с сожителем и пенсионеркой матерью в квартире последней в Яграх. В законном браке не состоит, детей нет, официально не трудоустроена. Живут, небось, на пенсию бабки, она лежачая, ветеран труда. Что ещё… Долг за коммуналку за триста тысяч перевалил. Газ им уже перекрыли, и слава богу, а то, чего доброго, весь дом спалят. Бухают, конечно, как черти, дебоширят, привод за приводом. Там весь район такой, неблагополучный, сам знаешь, но это прямо мрак какой-то, а не семейка. Притон у них там, что ли… Мужик её – урка бывший, всё как обычно, сидел у нас тут, в ИК-12. Три раза она в больницу из-за него попадала, один – в реанимацию, но заявление писать, видите ли, отказывается. “Упала” да “упала”.
– По какой статье сидел не известно?
– Ой, там мутная история. Служил себе по контракту, служил, а потом из той части двое вчерашних срочников домой не вернулись. По одному не смогли привлечь, осталось самоубийство, а вот по второму уже свидетели нашлись. Доведение. Мучил он их там, в общем. Загляни к мальчикам в ОВД, если хочешь, пускай дело для тебя поднимут.
– Так, подождите. А что значит “детей нет”?
– Да то и значит, что по документам она у нас бездетная мадама. В женской консультации на учёте не состоит,