«Турун, жизнь дающий, помоги», – взмолилась про себя Руния, вытирая испарину на лбу Варисы.
Как только отвар начал булькать, закипая, Нурсун взяла черпак и наполнила до краёв глиняную чашу. Что-то шепнула, подула на жидкость и принялась тормошить роженицу. Вариса издала гортанный стон, она словно отходила от крепкого сна. Силы оставляли её, но превозмогая боль и слабость, она приподнялась и коснулась губами плошки. Руния знала, отвар не обожжёт губы Варисы: заговорённый Нурсун, он был уже тёплым.
– Пей, пей же скорее, Вариса, и спасай дитя, – торопила Нурсун.
Вариса жадно выпила всё до капли и откинулась обратно на постель, застонав.
– Сейчас начнётся, – зашептала Нурсун, убирая с лица Варисы сбившиеся пряди. – Скорее, Руни, неси нам ещё воды.
Руния вскочила и стрелой вылетела на улицу. Не успела добежать до ключа, как из шатра послышались крики Варисы. Наверное, крепкий отвар сделала бабушка Нурсун, но так было нужно. Без отвара схватки угасли бы совсем, погубив ребёнка и мать. Руния вбежала в шатёр и окинула взглядом роженицу: пунцовое лицо, безумный взгляд, болезненные схватки скручивали её дугой. Девушка шустро отставила с огня маленький котёл с отваром, переставила на его место больший для воды. Оставив греться, поспешила к изголовью постели. Процесс пошёл, и Варисе нужна была помощь каждого, кто находился в шатре.
– Руки придержи, – скомандовала Нурсун, – вот тут, крепко, – показала на запястья. – Дышит, глупая, неправильно, как бы не задушила младенца.
– Страшно, Нурсун, – зашептала измученная Вариса, глядя на знахарку, – сил мало. Я не смогу! – губы её дрожали.
– А ты не бойся, – спокойно сказала Нурсун, – боги помогут, но и сама помоги, дыши! Короткий вдох, глубокий выдох.
Вариса прикрыла глаза и сделала короткий вдох, на глубоком выдохе принялась тужиться, и её лицо исказила гримаса боли. Схватка пошла, по щекам полились ручейки слёз.
– Ты всё делаешь правильно, – шептала Руния, – мы тут, не бойся.
Превозмогая боль, Вариса снова вздохнула, и, кажется, дело пошло быстрее.
– Дыши, моя милая, дыши, как научила, – подбадривала её Нурсун, – помоги же ему.
Вариса старательно дышала, но дыхание всё же сбивалось: схватки отняли драгоценные силы.
– Вот так и продолжай, недолго осталось, – скомандовала Нурсун испуганно, роды шли не по плану.
Приготовившись принять младенца, тихонько затянула ритуальную песню во славу Туруна.
Через несколько минут громкий детский крик огласил шатёр, и Руния наконец улыбнулась. Нурсун поспешила показать младенца Варисе.
– Мальчик? – взволнованно спросила осипшая мать, рассматривая плод своих стараний.
– Воин, настоящий кисит, – подтвердила Нурсун, перерезая пуповину, но на её лице не было радости.
Вариса подняла руку, чтобы коснуться мальчика, но лишь произнесла, обмякая:
– Всё плывёт, – и потеряла сознание.
– Ох, Турун, помоги! Руни, возьми ребёнка! – Нурсун спешно передала младенца Рунии и кинулась к Варисе. – Крови много потеряла.
– Что мне делать? – задрожала Руния, видя, как под Варисой разрастается красное пятно.
– Совсем плохо дело, – подытожила Нурсун и засуетилась, собирая по шатру травы, – сначала кровь нужно остановить.
Младенец беспокойно кривился и кряхтел, пока Руния омывала его над чашей. Двенадцатый ребёнок Талокая, которого приняла Нурсун. Только вот настолько сложных родов ещё не было. Грудь молодой матери чуть заметно вздымалась, показывая, что Вариса ещё цепляется за жизнь, пока Нурсун никак не могла справиться с кровотечением:
– Ох и зол будет Талокай, не сносить мне головы, – причитала она, копаясь в многочисленных горшках и мешочках в поисках нужного.
– Мальчик, главное, живой, – прошептала Руния, утирая слёзы, что катились по щекам.
– С ума сошла, – прошипела в ответ Нурсун, от ужаса округлив глаза. – Талокай в Варисе души не чает, через десять степей вёз её, каждую ночь с Варисой проводит, совсем про других жен позабыл.
Руния прекрасно понимала, что происходит. Вариса была уже на пороге царства Саххи. Она не первая киситская женщина, погибающая в родах. Такое случалось, и достаточно часто, но Варисе очень повезло, что ребёнок успел появиться на свет и остался жив-здоров, не каждой так везло. Пока кутала мальчика, руки дрожали и не слушались. Нурсун нагнетала молчанием, только мерный стук ступки сейчас нарушал страшную, холодную тишину.
Ни один мужчина не имел права находиться в шатре во время родов, этот процесс от мужских глаз и ушей тщательно скрывали, оберегая таинство рождения и покой матери. Нарушить это правило смог только Талокай. Руния наконец собралась с мыслями и хотела что-то сказать Нурсун, как в шатер вошёл сам вождь. Он тоже мучался в ожидании пополнения, но терпение – это не то качество, каким мог похвастаться Талокай, когда дело касалось Варисы. На его грозном лице читалась тревога. Коротким безразличным взглядом