Буква «Ять». Алекс Клинков

ом рабочем ватнике и кирзовых сапогах.

      Работяги заулыбались. Не, ребята, не стоит обманываться. Этот хрупкая девочка со старушечьим именем Марфа Олеговна на самом деле самый бескомпромиссный безопасник из тех, что я встречал.

      Из бесформенного рукава взлетело вверх хрупкое запятье. Розовый браслет не мигал и цвет менять не собирался.

      –Ты же только что сказала… – уточнил я, пялясь на неё с подозрением.

      Помимо профессиональных успехов она явно обладала безграничной копилкой тайных знаний. Большинство наших сотрудников уже умудрились потратить на своё сквернословие половину зарплаты, а её браслет так и сиял девственно розовым.

      Я скосил глаза на собственную руку. Мой браслет из голубого грозил превратиться в синий. На экране горело число 15. Пятнадцать процентов зарплаты вычтут в этом месяце за нецензурную брань.

      Сегодня было только десятое число, а Марфа уже осталась единственным сотрудником организации, гордо носившим розовый браслет. Привычная за последние пять лет присказка “Мисс Марфа – ни звука без мата” перестала быть актуальной.

      Она картинно закатила глаза и слегка поджала губы, прежде чем пояснить:

      – Я сказала “Ять!”. Это буква из старославянской азбуки.

      – Что за буква?

      – Выглядит как мягкий знак на основе символа православного креста. В тексте читается как “е”. Видимо, потому и убрали, зачем нам две одинаковые буквы? Читать же так невыносимо сложно, знаешь? А тут лишние буквы ещё какие-то странные… ужас.

      – Ужас, – согласился я, прикидывая, сколько вычтут из моей зарплаты за ограждение котлована, не выдержавшее хрупкую Марфу Олеговну.

      – Стёп, – она устало вздохнула, – заделайте всю хурму до двух часов. Котлован, ограждение на этажах, технологические отверстия в плитах. Выдай высотникам нормальные страховки. Лично мне ничего из твоей зарплаты не перепадает.

      – Очешуительно, – медленно произнёс я, смакуя новые буквы в привычном слове.

      ***

      – Что за хурма? – поинтересовалась Марфа, наблюдая за прорабами.

      Те, совершенно не стесняясь, почти синхронно махали руками вперёд-назад, смешно подёргиваясь в такт.

      – Норма шагов, – устало вздохнул я. За прошедшие полгода с введения браслетов оправдания, казалось, занимали большую часть рабочего дня.

      – Хорошо, что о здоровье безопасников начальство так не переживает, – Марфа облегченно улыбнулась, – Ребята, сегодня смотрим презентацию.

      Мужики перестали дёргаться, но так же синхронно застонали. О марфовских кровавых лекциях с примера все были наслышаны.

      На экране появилась фотография двадцатилетнего паренька с глянцевой желтоватой кожей в светло-серой спецовке с тёмными пятнами. Он был похож на обоссавшегося алкаша-гепатитника и совсем не пугал. Послышалось несколько облегчённых выдохов и даже неуверенный смешок.

      Это они зря. Парнишку я узнал.

      Марфа щёлкнула мышкой и на середину экрана выплыл следующий снимок отвратительного качества. Всё же почти оторванную голень, соединённую с ногой тонким как будто грязным жгутом кожи и сухожилий вполне можно было разглядеть. Чуть выше грязно-красного места виднелась тёмно-серая ткань наспех закатанной штанины.

      Картинка выглядела донельзя буднично и именно этим ужасала. Когда в поле твоего зрения в первый раз случается что-то ужасное, то это парадоксально кажется тебе ненастоящим именно за счёт серости картинки на фоне боевиков.

      Фото разбудили недавние воспоминания.

      Юноша не фонтанировал кровью на всю площадку. Он даже не кричал, лишь чуть слышно хрипел. Зато кожа его покрылась нездоровой испариной в считанные секунды, а ужас в его бессмысленном от болевого шока взгляде вызывал внутри отклик куда более живой, чем любой из просмотренных мной ужастиков.