(Рассказ)
На тему, обсуждаемую в программе
Соловьева с режиссерами, такими, как
Шахназаров, и политологами, такими,
как Михеев.
«Что делать, что делать?» – проворчал Ильич, вскакивая с дивана.
И продолжил раздраженно ворчать, расхаживая по комнате: «Это кто же задает такие вопросы? Водители, экскаваторщики, крановщики, станочники? Нет! Наверное, комбайнеры, землекопы, ткачи, дворники? Опять нет! Оказывается, его задают перлы слова и режиссуры: писатель, талантливый режиссер, талантливый телеведущий эрудит! Кому, как не им, вместо задавания таких вопросов, типа: „Что делать? Как быть?“, взять и сделать так, чтобы они там, на враждебном Западе, стали задавать эти вопросы про нас, почесывая зады от комков нашей ответной пропаганды!»
Ильич успокоил ходьбой свое раздражение, снова усадил свой зад в мягкий уютный диванчик и продолжил про себя рассуждать, поглядывая в большой современный телевизор, где продолжалась полемика в передаче Соловьева.
«А чего ты хочешь ожидать от них? На дворе уже совсем другое время! Другие технологии в пропагандах! Это в наше, советское, время мы им могли отвечать фильмами Юлиана Семенова. И так, что рты на Западе закрывались, не зная, как нам на них ответить. Да и другими многими фильмами! Но тогда было совсем другое измерение, а вот сейчас, в данном измерении, чем можно ответить? Набором фейковых фильмов, с последующими обвинениями, как в случае неопровержимых фактов?»
Ильич снова вернулся к этой мысли, задав теперь себе этот вопрос: «А, правда, чем? Чем можно ответить на сверхнаглость, которую возвели в правило, на безнаказанность?»
От этого вопроса Ильич снова почувствовал раздражение, и, опять встав с дивана, принялся расхаживать по комнате. Ответ возник в голове сам собой: «Да ничем нельзя ответить, соблюдая провозглашенные нами моральные принципы. Тут нужно бить их таким же оружием, не заморачиваясь, и делая при этом невозмутимое лицо. Подставлять неопровержимые факты, соединив их в стройную цепь логики, и развернуть на этой базе нужную для пропаганды версию в виде художественного фильма. А потом, когда этот фильм будет показан из всех утюгов по всей стране, принять правительственные решения, которые были приняты персонажами фильма, облагородив их множеством дополнительных фактов. И эти решения должны быть для главного недруга очень обидными и, главное, быть для него неопровержимыми».
«Да, так же делают против нас англичане, гадя нам под ноги», – продолжал рассуждать Ильич, – «Сначала снимают фильм, основанный на факте, что новичок изобретен в СССР и, якобы, по сценарию художественного вымысла, применен где-то нашими спецслужбами. А затем, отравив им никому не нужного бывшего разведчика – предателя, состряпывают против нас обвинение с применением к нам санкций. И их публика это сразу, с удовольствием, проглотила! Далее эти санкции подхватили другие страны, нагло требуя от нас признания в том, что мы и ведать не ведали. Вот и нам, в свою очередь, надо проделать что-то похожее, но, желательно, с большим юмором, как мы умели это делать».
Ильич попытался успокоиться, но голова не слушалась его. Находящийся в ней мозг продолжал фонтанировать мыслями, подобно проснувшемуся вулкану: «Да, гадить они нам хорошо научились, за то время, пока страна в очереди за колбасой стояла. Кладут нам на порог свои инфокаки, а потом требуют их убрать, обзывая засранцами. Думаю, теперь настала наша очередь ответить тем же и повесить на них ярлык говнюков. Кстати, вот и темка сама нарисовалась. Её американцы нам сами предоставили ещё в шестидесятые годы, показав свой фильм на одном из кинофестивалей. Про то, как из говна они стали делать конфеты. В окончании, как я помню, сам режиссер вошел в кадр, очень доходчиво объяснил происхождения слова „Г.О.В.Н.О“. Потом процитировал крылатое выражение, что американцы могут из говна сделать конфету, дав всем понять, что это есть такая реальность, что именно конфету они и делают. Слава Богу, тогда наше правительство его закупило, а кинематографисты дублировали на Мосфильме. Так что лежит сейчас спокойно на наших полках в Госфильмфонде, и мы свободно можем его использовать по своему усмотрению. Даже против них самих и каким угодно способом, было бы только желание».
Ильич призадумался в своей решимости и заверил себя: «По крайней мере, желание у меня есть. Как и вторая составляющая логической цепочки, на которой можно построить такое обвинение США, что вся эта американская аббревиатура будет увешана говном по самое нехочу. Самое главное, что они сами все это придумали и растолковали в своем фильме. Главное, что у меня есть такое желание».
Ильич перестал ходить по комнате и решительно усадил себя за письменный стол. Затем достал чистую столистовую тетрадь и новенькую ручку. Недолго подумав над названием своего будущего сочинения, крупно написал:
КОНФЕТКА ИЗ ГОВНА
Потом почесал в затылке, обдумывая, с чего же начать и, наконец, принял решение начать с составления плана реализации своего проекта. Написал слово «ПЛАН» и принялся его излагать.
Во-первых,