– …в этот раз зашел слишком далеко. Я сам слышал, как Пиромпакди вопил на все здание. «Подать, – говорит, – мне голову этого Джайди на тарелке, совсем, мол, обнаглел».
– А ведь по пять тысяч дал своим парням за ту операцию. Каждому.
– И что им теперь с того? С ним покончено.
– Как-никак пять тысяч. Понятно, почему Пиромпакди на яд исходил – потерял-то, может, полмиллиона.
– А Джайди взял да вломился, как мегадонт. Старикан-то, наверное, думал, что капитан, как бык Торапи[72], все ждет своего часа, а потом убьет.
– Теперь-то нет.
Эмико толкают, и она вздрагивает. Вот и конец – сейчас уронит палочки, и все тут же разглядят в ней пружинщицу. Толпились рядом, приваливались по-мужски самоуверенно, один даже – будто случайно, в давке – тронул за шею, но внимания не обращали, а теперь невидимость спадет, и она предстанет перед ними как есть – Новый человек с просроченным разрешением на импорт и уже негодными документами. Тут ее и отправят в переработку, быстро покрошат, как навоз или целлюлозу, и все из-за предательских движений, которые выдают не хуже, чем если бы на ней выделениями светляков было написано «пружинщица».
– Не думал я, что когда-нибудь увижу, как он стоит перед Аккаратом на коленях. Нехорошо это. Мы все лицо потеряли.
Они замолкают. Потом один замечает:
– А что это, тетушка, цвет у газа какой?
Та тревожно улыбается, дочь – тоже.
– Как же – мы на прошлой неделе министерству пожертвование сделали.
Эмико с трудом сдерживает дрожь – говорящий поглаживает ее по шее.
– Выходит, нам соврали.
Улыбка торговки вянет.
– А может, меня память уж подводит.
– Тогда надо бы твои счета проверить.
– Уж вы не утруждайтесь, я сейчас мигом дочку пошлю. Пока ходит – угощайтесь вот рыбой. Платят-то, наверное, мало, на еду не хватает. – Она берет с решетки и протягивает им двух жареных тиляпий.
– Ну, спасибо, тетушка. Проголодался я. – Завернув угощение в банановые листья, белые кители уходят. Эти двое шагают по ночному рынку, словно не ведая, какой ужас сеют вокруг.
Торговка перестает улыбаться, сует дочери в руки несколько батов и командует:
– Иди в полицейский участок и отдай деньги сержанту Сирипону, но только ему. И чтоб эти больше не приходили.
Место на шее, к которому только что прикасались, горит. Все висело на волоске, на страшно тонком волоске. Удивительно, как Эмико вдруг забывает, что за ней идет охота, как обманывается и считает себя почти человеком. Она быстро доедает лапшу. Откладывать больше нельзя – пора поговорить с Райли.
– Я хочу уехать отсюда.
Райли, не слезая с барного стула, поворачивает к ней голову. Он удивлен, но весел.
– Правда? У тебя что же – новый хозяин?
Одна