Но она ожила, когда появился новый хозяин – мудрец, проводник в иную жизнь, тот, кто даст ей больше, чем мог дать прежний владелец.
«Или этот тоже предатель и лжец?»
Девушка гонит от себя недостойную Нового человека мысль. Так думает другая Эмико – низменная часть натуры, похожая на чешира, который, презирая отведенное ему место, оккупирует все, что может, и думает лишь о пище.
Сенсей Мидзуми объясняла: два начала живут в Новом человеке. Одно – дурное, им управляют животные инстинкты, пришедшие с генами, многократно разобранными и пересобранными, пока Новых людей создавали такими, какие они есть теперь. Уравновешивает его второе, культурное «я», знающее, когда животный позыв восстает против правил; то, которое понимает свое место в общественной иерархии и ценит дар жизни, полученной от хозяина. Тьма и свет, инь и ян, две стороны монеты, две части души. Сенсей Мидзуми учила их владеть обеими, готовила к почетному служению.
Если честно, Эмико не любит Гендо-саму за то, что он, человек безвольный, относился к ней плохо. А если совсем откровенно, то и она не отдавалась службе целиком – вот в чем печальная и постыдная правда, которую Эмико должна принять, несмотря на то что дальше намерена жить без опеки любящего хозяина. Но вдруг этот странный гайдзин… вдруг… Нет, пусть сейчас ее животная недоверчивость помолчит – Эмико хочет помечтать.
Она выскальзывает из ночлежки в вечернюю прохладу. По-карнавальному горят зеленые огни фонарей, и вспыхивает пламя в сковородках-воках, где готовят лапшу. Фермеры, продав дневной товар, возвращаются к себе на дальние поля, а по дороге заходят перекусить незамысловатой пищей. Эмико бродит по ночному рынку, сторонясь белых кителей, и выбирает себе на ужин жареного кальмара в остром соусе.
В сумерках среди тусклых свечей на нее не обратят внимания. Пасин скрывает угловатые шаги, осторожнее надо быть только с руками, да и то, если двигаться медленно и прижать их к телу, странность примут за изысканные манеры.
У торговок – матери и дочери – она берет падсию[71] с жареным ю-тексом на тарелке из сложенного пальмового листа. Под сковородой с лапшой горит голубой огонь – такой метан запрещен, но раздобыть его можно. Эмико садится за импровизированную стойку и начинает быстро уплетать обжигающе острую еду. Посетители смотрят косо: одни кривят рты, но и только, другие к ней уже привыкли, остальным и своих забот хватает – связываться с белыми кителями и пружинщицей желания у них нет. Есть в этом неожиданное преимущество, думает она: кителей так не любят, что без крайней нужды звать не станут. Она ест лапшу и размышляет над словами гайдзина.
«У Новых людей есть свой дом».
Эмико пробует представить целую деревню, где у каждого гладкая кожа и все двигаются как куклы-марионетки. Мечта!
Тут она вдруг понимает, что испытывает к ним и нечто совсем иное.
Страх? Нет. Отвращение? Не совсем. Скорее, легкую неприязнь: такие же, как она, взяли и бросили свои обязанности, живут промеж себя, и нет среди них ни одного достойного,