Наконец, котенок, у которого лишь недавно окончательно открылись глазки, а лапки стали более-менее уверенно ступать по земле, сообразил, что справиться со столь сложной задачей ему не под силу, и несколько раз отчаянно мяукнул. Он очень надеялся, что родительница услышит зов и поспешит на помощь, как это обычно происходило.
Первым делом мама начнет ласково мурлыкать, облизывать шершавым языком, обязательно упадет на бок и подставит свой мягкий живот. А он уткнется мордочкой в соски наполненные молоком и примется с наслаждением сосать. Виденье оказалось таким реальным, что котенок даже почувствовал во рту вкус материнского молока и сделал несколько жадных глотков.
На самом деле этого не произошло, более того, немного затихшее чувство голода взыграло еще сильнее. А вместе с ним пришел страх. Гик вдруг вспомнил, как мать всегда учила молчать, если останется один, а дабы урок запоминался еще сильнее, внушительно хлопала тяжелой лапой по лбу. Ах, как бы он хотел, чтобы эти уроки повторились вновь!
Ему стало очень горько, ибо с ужасом осознал – вполне возможно, никогда больше не уткнется тупой мордочкой в теплый живот строгой родительницы и не почувствует ласковый шершавый язык на своем лбу. Ах, как много бы сейчас отдал за эти столь надоевшие бани, от которых становился мокрым с головы до кончиков маленького хвостика, и валился без сил!
Как же это было глупо пытаться ускользнуть от ее ласк и постоянно показывать свое неудовольствие. Ведь на самом деле ему очень нравилось ее внимание, просто хотелось казаться взрослым! Хорошо еще, что мать не обращала на его сопротивление внимания и продолжала наводить чистоту, лишь слегка придерживала его лапой, дабы не сбежал. Да иногда хваталась клыками за загривок, строго порыкивая. Только в этих звуках не было злости, скорее нежность и любовь к своему малышу!
Как бы хотелось повернуть время вспять, вновь завалиться рядом с мурлыкающей родительницей и крепко спать в ее объятиях, ничего не опасаясь. Ну и пусть жилось трудновато, но, главное, они были счастливы. А теперь мамы нет и без нее, в чем не имелось сомнений, Гик обязательно погибнет. Впрочем, вполне вероятно, мелькнуло в его голове, что они бы погибли и будучи вместе. Как это случилось с дедушкой Хованом, лисицей Кицуне и многими другими обитателями тайги.
– Ну и что! – вдруг философски подумалось котенку, – с ней было бы не так страшно!
В последние дни они сильно голодали. Из-за этих белых людей, явившихся с другого берега Большой реки, все живое покинуло окрестности. Никакой подходящей добычи поймать стало невозможно, словно все живое вымерло. Гик был искренне огорчен: даже бабочки за которыми так любил охотиться, больше не порхали над цветами.
В глубоком озере, которое всегда кипело рыбой, теперь нельзя было поймать даже малька. И все потому, что пришельцы на реке, что впадала в него, сделали плотину, после чего вода покинула водоем и обнажила каменистое дно, где даже водорослей не росло. Странное дело, рыба исчезла, словно ее никогда и не было. Да что там рыба! На суше даже ящериц не осталось, к охоте над которыми Гик начал проявлять интерес.
О птицах и прочем зверье и вовсе мечтать не приходилось. Пернатые улетели сразу, едва появились бледнолицые. Что же до зверья, то оно сбилось в стаи и двинулось куда-то в только им ведомые места.
Прежде матушка, большая кошка-леопард Нирео никогда не возвращалась в логово без добычи. Удача всегда улыбалась ей. Природа наделила животное стройным туловищем, подарила длинный и ровный хвост, благодаря которому большая кошка могла высоко прыгать. У нее были крепкие когти и зубы – так что хваткой обладала мертвой. Но сейчас все это оказалось бесполезным. Каждый раз Нирео приходилось раздраженно щелкать клыками и огорченно вздыхать, понимая, что охотиться ей не за кем…
Маленький Гик даже не представлял, как от голода у родительницы больно сводит живот, слабость постоянно охватывает тело, порой хочется только одного – просто лежать… Если бы не вечно голодный котенок, который беззубым ротиком постоянно слюнявил грудь, вообще бы никогда не вставала. Так и осталась бы на траве живой шкурой, которой нет никого дела до окружающего мира.
Но в последнее время даже Гик стал замечать, как материнские ребра стали выпирать из впалых боков и того и гляди пробьют мягкую шкуру. Как ни странно, родительская шерсть, не взирая на обрушившиеся невзгоды, по-прежнему смотрелась великолепно и переливалась в лучах солнца всеми оттенками желтого цвета. А черные пятна только подчеркивал эту желтизну! Но особенно замечательными смотрелись огромные зеленые глаза с узкими светящимися зрачками, внимательно наблюдавшими за происходящим.
Котенок