–Может тебе лучше попросить у Рона таблеточку? В ближайшее время твои фантазии не сбудутся. Лучше даже не думать.
–Ну ты Андрей и зверь. Не даешь помечтать.
–Помечтай, о чем ни будь другом.
–Да идите вы все куда подальше. Я всего лишь вспомнил былую молодость. Ничего более.
–Помниться, встречались мы с дружбанами… – поддержал было разговор Саша, но продолжить не смог. На сей раз его грубо перебил Медведь:
–Других тем нет? Лисенок, лучше вспомни до каких подвигов ты дошел во хмелю. – И Дмитрий Нагорный показал Саше внушительный кулак. – Сначала пить научись, а потом уж разглагольствуй.
Александр Неман замолк и демонстративно отвернулся. Братец Борис о чем-то шептался с братцем Кириллом. Лола и Марта секретничали, время от времени бросая быстрые, внимательные взгляды на попутчиков. Натан, откинув спинку кресла, дремал. Дмитрий Нагорный сидел сгорбившись, и руками обхватив голову, уперев локти в подлокотники. Вся его фигура выражала тоску и уныние.
Глядя на эту удручающую картину, Андрею и самому хотелось выть. На душе у него кошки скребли, но положение обязывало быть предельно собранным и не предаваться хандре. Там, за пределами звездолета будет проще, новые впечатления и физический труд пойдет на пользу всем, и ему, в первую очередь. Осталось за малым: дождаться, когда остынет наружная оболочка и можно покинуть надоевшее до отрыжки помещение звездолета. А пока надо чем-то занять людей. Как назло, никакой работы не предвиделось. Все что, требовалось проверить в первую, и во вторую, и в третью очередь, было проверено, и проверено не по одному разу. В настоящее время эти помещения были отрезаны из-за повреждений. Маленькая армия роботов давно было готова по первому свистку ринуться в бой и только ждала команды. Единственное, что оставалось непонятным, как они пережили катаклизм. Роботам было проще, чем людям. Отсутствие эмоций и присутствие кнопки включено, выключено, в данном случае не такие уж плохие качества.
Все эти мысли копошились в голове Андрея Никонова. Сейчас ему почему-то вспомнилась камера и сокамерник, с которым он делил время и помещение. Толи ситуация похожая, толи безнадега. Но, что-то в этом было. С утра и до вечера, не считая времени приема пищи, они сидели на прикрученных к полу стульях или шагами мерили помещение – других развлечений не существовало, если не считать лязга на смотровом окошке железной двери, услышав который надо вскочить, расставить как можно шире ноги и нагнуться так, что упираешься затылком в стену, одновременно подняв за спиной руки с растопыренными пальцами ладонями наружу. И в этой, жутко неудобной позе, прозванной в тюрьме, поза «ку», скороговоркой зачитать охране за что ты сидишь, по какой статье, и кто вынес тебе приговор.
Его сокамерник, мужчина неопределенного возраста между сорока пяти и до шестидесяти, неестественно тощий, и в чем только его душа держалась, с