– Чем могу вам помочь? – прокричала, привлекая внимание серьёзного господина.
Мужчина обернулся на мой возглас (надо же, услышал). А я с завистью посмотрела на его магический утеплённый купол. Никакая метель ему не страшна.
Эх, подобный артефакт мне сейчас не по карману.
И почему мой дар бесполезен в артефакторике?
Мужчина внимательно осмотрел мою дрожащую фигурку и с невозмутимым лицом поинтересовался:
– Леди София Тёрнер?
Я шустро взбежала по ступеням и, шмыгнув носом, бойко выпалила:
– Да! Это я!
Надеюсь, мой голос не прозвучал слишком высоко. Я пыталась перекричать вьюгу.
Заметно поёжилась и смахнула снег, что налип на ресницы. От ветра мне сушило глаза, кожу щипало и стянуло от кусачего мороза.
Я его тоже осмотрела.
Господин оказался на удивление молодым мужчиной лет так двадцати шести. Он пытался придать себе самый серьёзный и суровый вид, но это сложно сделать, когда у тебя пухлощёкое, холёное и изнеженное лицо.
Я скривилась под шарфом. И ещё больше скривилась, когда увидела эмблему на его груди.
Служба безопасности банка.
Вот «чёрный вторник» меня и настиг.
Господин пришёл вынести мне приговор, вручив «письмо счастья».
– Просрочка за дом составила три месяца. Это уведомление о досрочном погашении долгового обязательства. Либо вы оплатите в указанный срок указанную сумму, либо выселяетесь из дома.
На мою вязаную варежку из шерсти горной козочки снежными гранулами налип снег. Стоило их снять, чтобы не испортить конверт с гербовым знаком из проклятого банка, вместо этого я с силой сжала его.
Мой жених Патрик Пшик надоумил меня взять кредит, чтобы оплатить учёбу. А ведь я могла выбрать другой вариант и отработать после окончания три года в пользу королевства. Поверила любимому, что он поможет с выплатами.
Вот зачем я согласилась и заложила фамильный дом?
Что сказала бы бабуля о моей дурости, будь она жива?
Я будто наяву услышала её строгий, но такой любимый голос: «Для чего тебе дана голова, Соня? Думать али дурью маяться? Раз дурью, то вот держи топор от головы бедовой».
– Как же так? Мне обещали отсрочку до весны! Я завтра же приду в банк и поговорю с вашим управляющим! – возмутилась я. – Вы что-то напутали, уважаемый!
Банковский служака откашлялся и провозгласил:
– Я действую согласно инструкциям, леди. Никакой путаницы. Но если не верите официальному документу, то приходите в банк.
И преисполненный важности он начал быстро спускаться по лестнице. На последней ступеньке вдруг поскользнулся и с испуганным вскриком, шумно и грузно упал на спину. Его ноги взметнулись вверх, руки в стороны, и поднял он брызги снега.
Мне бы позлорадствовать, да нельзя.
Эти чиновники из банка такие неженки и обиженки, ещё подаст на меня в суд, да скажет, что я специально ступеньку водой залила, дабы она льдом стала.
Сбежала и помогла ему подняться.
– Вы не сильно ушиблись? – поинтересовалась у мужчины.
Он выпятил толстые губы, поправил зимнее пальто, шляпу и взглянул на меня высокомерно и надменно. Сказал таким тоном, будто меня высокой милостью одарил:
– Всё прекрасно, леди. Не извольте тревожиться. Лучше о себе позаботьтесь. Желаю дачи. Она вам ещё пригодится.
Я скривилась и, затолкав проклятое уведомление в карман пальто, побежала в дом.
Вечером с работы придёт мой Патрик и нужно с ним серьёзно поговорить.
Начальство фабрики обещали ему премию к весне. Она-то и покроет основную часть долга за дом. Доложим мою повышенную зимнюю стипендию, и всё обязательно будет прекрасно.
А это уведомление какая-то ошибка. Управляющий ведь мне обещал отсрочку!
Влетела в тепло дома и облегчённо припала спиной к двери.
Стянула шапку, размотала кусачий шарф, стряхнула снег, который превратился в лужицу под ногами и шумно выдохнула.
Вздрогнула, избавляясь от холода.
Сняла пальто и не успела его убрать в гардеробную, как вдруг меня насторожили некоторые странные звуки, будто кто-то стучит.
В доме никого не должно быть. Любимый на работе. Слуг я распустила за невозможностью платить им жалованье.
Тогда кто это? Неужели грабители пожаловали?
Бросила пальто на банкетную скамью, быстро скинула ботинки и, вооружилась латунной ложкой для обуви.
Ложка длинная, один метр и семнадцать сантиметров. Тяжёлая. И с набалдашником в виде головы остроклювой птицы.
Я начала красться на шум, который доносился со второго этажа.
Если ударить этой ложкой, то ой, как больно-то будет.
Стараясь не шуметь, поднялась на второй этаж и удивилась, что