А ужасно интересненько, откуда взялась коза? Сидит как-то странно… не по-козиному. Я глянул вправо. Нету её! Пошарил взглядом вдоль забора – точно нет, и спрятаться ей негде. Только кустик какого-то пыльного, серого цвета – типа как в паутину замотан. Ну, значит, в заборе появилась щель. И большая, раз целая коза пролезла! Ну чё, щель-то я обязательно найду.
Ой, а и ничего странного, что коза пролезла – разные звери тут шастают. Недавно соседи – ну, типа соседи, потому что не совсем рядом их дача, волка видели. Может, гонят, может, показалось. Отцу скажу, пусть щель заделывает. Нам чужих коз не надо, а тем более – волков. Ну вот, дошёл до самого угла… Упс, забор, который на улицу, весь целый. Может, от соседей как пролезла, хотя у них вроде только кот, рыжая наглючая зверюга. Дотронулся рукой до того странного кустика…
– Игнат, я вижу, куда ты спрятался! Иди сюда, сейчас же. Вот здесь, – здесь мама раскинула руки в стороны настолько, насколько ей позволяла комплекция, – здесь будет чеснок. Копай!
У-у… Как отмазаться? Посмотрел на отца. Тот уже тёрся у калитки.
– Ку-у-уда? – мама моментально переключилась на более неустойчивый, и ещё менее склонный к работе объект. Не только к работе в огороде, но и вообще к домашним делам. «Объект». Сама так придумала, типа юмористка. А ещё мама говорит, что отец – объект, неустойчивый к алкоголю. Ну… это правда. Когда он напивается, его не то что работать не заставишь, от него прятаться надо. Что хорошего в семье, если нужно друг от друга прятаться… Да и зачем она вообще нужна, семья-то? Чтобы прятаться, или заставлять друг друга делать то, что влом, и даже противно?!
– Ку-у-да лыжи навострил? – грозно крикнула мама.
Ба-лин… Ну, щас начнётся. Всё-таки ТимОк (братан мой старший) не совсем зря её токсиком обзывает. Токсик – это человек, который всех нервирует. Я сначала думал, что нельзя так с родителями. А теперь… мам, не обижайся, это правда! Тимок, между прочим, на дачу не приехал. Не заставили. Его уже ничего не заставишь, потому что совершеннолетний. И он уже сам заставляет – вот любят люди кого-нибудь заставлять, – называть его полным именем. Тимофеем. Но для нас, и для меня тоже, он всегда будет ТимкОм.
Скорее бы и мне совершеннолетним стать – заживу как сам хочу, ни маму, ни отца слушать не буду, и вот даже не появлюсь на этой даче. Поскорее от родителей съеду, и, как Тимок, тоже буду за…
– Ё, ну всё она видит, прям шпионка. Вот как так, сын? – хриплый, грубый голос отца перебил мои мечты.
– Уже набрался! – мама вцепилась в калитку, – сынок, помоги, держи его! Куда он пьяный пойдёт?
– Глупая! Пусти!
Ага… ругачка, конечно, плохо, но сейчас вроде как и неплохо. По всему видать, копание (или, кажется, копка, точно не знаю, на русском это не проходили) откладывается!
– Мам, не связывайся… Всё равно уйдёт. Можно, я с ним схожу, послежу?
– Ох, сынок, столько дел, а он с утра напился… Ладно, сходи.
Уррра! Я сгонял в дачу, схватил телефон – лежал на тумбочке, заряжался, и рванул за отцом. Тот маячил уже у выхода из нашего «аппендикса» – так родители называют тупичок, узенькую дорогу между несколькими дачными участками. Через минуту я его догнал:
– Пап, а куда мы?
– К Валерке. Знаешь, вон в том углу?
– Там, где дубы у трансформатора и спуск к Волге, а дальше – другой дачный посёлок?
– Ну.
Свернули с дороги на поле – чтобы сократить путь. Ба-лин, вроде вчера вечером, когда мы мимо проезжали, тут был пустырь. Откуда поле-то взялось?.. А фиг его знает, может, всегда тут было поле… Мы шли по узенькой полоске земли между ровными, нескончаемыми рядами дымчато-серых кустиков: отец впереди, я – сзади. Вспомнилась коза.
Да, кусты серые, и контуры… ну, точь-в-точь как та коза! Справа-то были дачи – пёстрая нарезка земли с пятнами заборов и домиков. Сто раз всё это видел, и всё так, как было. А вот слева… Серые аккуратные ряды естественно и гармонично перетекали в небо на горизонте, потому что оно было пасмурное, тоже серое, но посветлее поля.
– Пап, а что это растёт?
– Чего? Ну, растёт и растёт. Не трогай.
Верхушки рядов были очень похожи на валики – типа боковинки у дивана, округлые, мягкие. Казалось, что мягкие. Чем-то похожие на сахарную вату. Я запустил в валик пальцы. Ну, шерсть! Чистая, как бы взбитая, шерсть, приятная на ощупь. Тёплая! Отщипнул кусочек – шерсть отделилась легко. «Созрела», – подумал я, и тут же сам над собой поржал. Глупость я подумал. Шерсть ведь не зреет, а просто растёт на животных, как волосы у человека на голове. А потом, если надо, её стригут или счёсывают расчёской. Мне про это бабушка рассказывала.