Берте и в голову не приходило просить кого-то о помощи. Она жила в деревне Брусничный холм дольше всех – шестьдесят три года почти безвыездно, если не считать тот год, когда она летала на самолете и попала в трагикомическое положение. За такое долгое время, хочешь не хочешь, узна́ешь каждого соседа. В особняке за высоким забором жил лесничий Штрек с тремя взрослыми сыновьями, охотничьей лайкой и боевой кошкой. Чуть дальше, в доме из красного кирпича – горластая и конопатая семья пасечника, «горлопатая», одним словом. В красивом коттедже за кованой оградой проводили лето художники. В домишке на краю холма жили дог по кличке Чико и его хозяйка – особа неопределенного возраста, суетливая и вертлявая, за что Берта прозвала ее Тетка Лихорадка. Вот и все соседи. Берта их недолюбливала. «Это у нас семейное», – говорила она сестре Мирте.
Мирта наверняка удивится, увидев запыхавшуюся Берту с шиной от карьерного самосвала. «Ты же за баранками ходила», – скажет сестра. А Берта как-нибудь пошутит, только пока не придумала остроумный ответ.
Дорога сделала крюк – коварный, с точки зрения Берты, потому что повернула к детскому оздоровительному лагерю «Мечта». Берта ускорила шаг. За металлической оградой на турниках сидели дети. Они не шевелились, и ее сердце наполнилось надеждой, что это вовсе не дети, а кто-то сушит на турниках одежду. Однако ребята ее заметили. Они глазели с любопытством и переговаривались вполголоса. Берте нужно бы поторопиться. Но дело в том, что ей отчего-то тоже стало любопытно, и она чуть-чуть замедлила шаг. Одна девочка – полная, высокая, с нахальным взглядом – окликнула ее:
– Что, бабуся, метла уже не в моде?
Дети засмеялись. У Берты чаще забилось сердце. Она терпеть не могла «Мечту» и называла лагерь «галерами», потому что там, по ее мнению, отбывали наказание маленькие драчуны и лгунишки. Что и говорить, шумное соседство «галер» Берте совсем не по душе!
– У-у! – завопили дети.
Берта не выдержала, остановила шину и показала обидчикам «нос», чем вызвала новый приступ хохота. Один мальчишка, щупленький, лохматый, в клетчатой рубашке, не участвовал в общей потехе, молча стоял у ограды и смотрел на Берту.
Она хмыкнула и пошла дальше, гордо выпрямив спину. Росту в ней было чуть больше метра с половиной, но она поднимала подбородок и держала осанку с таким достоинством, что казалась выше… сантиметров на пять. Так гордая Берта сделала еще несколько гордых шагов. Но тут дорога круто побежала вниз. Шина вырвалась из рук. Буч-буч-буч! Берта вскрикнула и бросилась за строптивым кругляшом, который всю дорогу еле переваливался, а теперь мчался, весело подпрыгивая на кочках. Дети хохотали за спиной Берты так заливисто, что чей-то смех превратился в лай.
Берта догнала и усмирила шину только у самого поворота к дому. Дальше они двинулись бок о бок по тропинке, заросшей одуванчиками. Дом Берты стоял далеко от соседей, в низине, укрытый березами и рябинами. На склоне шина снова принялась вырываться из рук. Так и быть, Берта отпустила ее. Шина спокойно покатилась себе к забору, врезалась в калитку и улеглась будто сторожевая собака.
– Вот и лежи тут! – велела ей Берта и пошла в дом.
Первым делом она включила водопроводный кран. Вода шипела и пузырилась. Мирта заждалась, вон как изволновалась.
– Тс-с, – сказала Берта. – Мне сегодня досталось от невоспитанных детей.
Она наклонилась ближе к крану, прислушалась. Вода зажурчала мелодичнее, тише.
– Да, ты не ошиблась, это шина. Я хочу сделать качели, – объявила Берта.
Струйка воды изумленно ударила в раковину, рассыпалась на миллионы брызг.
– Хватит плескаться, Мирта! Ты просто завидуешь, что у меня будут качели! – строго сказала Берта и вытерла лицо. – А теперь уйди и дай мне напиться.
Долго злиться Берта не умела. Она нашла моток веревки и вернулась во двор. Там обвязала шину и потащила за собой в одно тайное место, где росло большое дерево с подходящей крепкой веткой.
– Настырный бычок, – бормотала Берта, подтягивая шину на веревке. – Ну и упрямец! В семи ступах не утолчешь. Гляньте, какой у меня черненький норовистый бычок! – она оборачивалась и с нежностью смотрела на «бычка».
Берта притащила шину на невысокий холм с одинокой березой. Тут она оставила находку на земле и устроилась отдыхать, привалившись к дереву. Пока ее тело пребывало в покое, мысль не дремала. Берта разглядывала крепкую ветку над головой. Рассчитав кое-что в уме, она взяла свободный конец веревки, размахнулась и перекинула его через ветвь.
– Полдела сделано!
Она ухватилась за конец веревки, перекинутый через ветку, и повисла на нем. Берта надеялась, что шина тоже повиснет на веревке с другой стороны. Но упрямый «бычок» продолжал лежать на земле, как приклеенный. Она прыгала, дергала веревку, угрожала, а «бычок» даже не шелохнулся. Всем своим видом он говорил: куда тебе, женщина, в тебе весу, как в сухофрукте! «Наша Берта такая костлявая, что выйдет замуж, только когда кошки с неба градом посыплются», – ворчал отец сорок лет назад. Самое удивительное, что