Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Таким образом, полное исследование категорий в то же время обеспечивает полное понимание метафизических принципов, поскольку оно неизбежно приводит познание к первоисточнику, из которого возникли категориальные функции. Конечно, и категории могут быть полностью поняты только в том случае, если знание принципов в общих чертах уже доведено до их (545) исследования и если они могут рассматриваться хотя бы как предварительная гипотеза, доказательство которой должно быть представлено учением о категориях. В противном случае, если мы хотим ограничиться логическим, мы вынуждены, подобно Гегелю, исключить категории чувственности из учения о категориях, видим, как категория субстанции тает под руками, и все еще вынуждены насильственно определять категорию цели и все зависящие от нее категории как нечто чисто логическое, в то время как по содержанию она все еще рассматривается как отношение между логическим и нелогическим.
Философия бессознательного Эдуарда фон Гартмана1
В первой половине XIX века в Германии возникли две великие философии, вышедшие, как и некоторые другие, из кантовского ствола. Одна, философия мысли, была представлена Гегелем, получившим с момента своего появления единодушное одобрение, неоспоримо господствовавшим в университетах и среди ученых и, казалось, сказавшим последнее слово по метафизической проблеме. Другая, философия воли, нашла своего представителя в лице Шопенгауэра, чья мысль сначала была встречена весьма холодно и даже казалась из ряда вон выходящей в философском течении того времени, но впоследствии стала быстро завоевывать позиции, в то время как гегелевская спекуляция их теряла. Исходя из противоположных принципов, эти две системы, естественно, пришли к противоположным выводам: отсюда и характер яростной полемики, которую Шопенгауэр в своих главных работах часто ведет против Гегеля, чье шарлатанство и тщетность он высмеивает на каждом шагу.
1. причинность (этиология)
а) Причинность в субъективно-идеальной сфере
(363) Что мы имеем понятие причинности в нашем' сознании. Несомненно, что в нашем сознании есть понятие причинности; но вопрос в том, абстрагировано ли это понятие причинности от конкретных случаев, которые происходят в нашем сознании или вне его. Несомненно также, что содержание нашего сознания может быть конечным или начальным пунктом, следствием или причиной в причинном процессе; если бы это было не так, то мы вряд ли пришли бы к какому-либо применению категории причинности на основе содержания нашего сознания.
Конкретное содержание сознания может быть эффектом, а именно органическими центральными стимулами, которые могут возникать как в самих нервных центрах, так и поступать к ним из периферических органов; но причинные процессы, следствием которых оно является, не попадают тогда в сознание, а происходят за ним (бессознательное производство интенсивности ощущения и бессознательное категориальное оформление его в качество, пространственно-временные характеристики и т. д. как закономерная реакция на стимул). Конкретное содержание сознания также может быть причиной в той мере, в какой оно становится мотивом для воли; но причинность мотивационного процесса происходит не в свете сознания. Конкретное воление, вытекающее из характера как следствие сознательного мотива, само является непосредственно бессознательным, и только опосредованно, через чувства, вызываемые сознанием в связи с представлением о цели, оно может стать мотивом. Он может стать сознательным мотивом только через опосредованное осуществление цели. Если же волевая цель и (364) сопровождающие ее чувства остаются относительно бессознательными, то бессознательное волевое действие не становится даже косвенным и кажущимся сознанием, и изменения, которые оно вызывает в организме, представляются тогда прямыми эффектами сознательных идей, тогда как на самом деле они опосредованы бессознательными процессами.
Мы также знаем примеры, когда сознательные идеи оказываются причинно связанными, а именно по законам ассоциации идей. Но если разобраться в этом причинном процессе, то становится ясно, что одна сознательная идея никогда не вызывает непосредственно в сознании другую, а лишь может дать бессознательно производящей деятельности мотивирующий импульс для производства другой идеи. Таким образом, и мотивирующий акт, в котором первая идея играет роль причины, и производящий акт, в котором вторая идея играет роль следствия, являются бессознательными. (Психологически ассоциация идей предстает как процесс мотивации, если обратить внимание на роль, которую играет интерес, и как процесс производства, если учесть, что каждая новая идея, возникающая в сознании, должна быть синтезирована и построена в своей конкретно-чувственной и формальной определенности из одних только отношений интенсивности, а то и другое никогда не происходит в сознании. С физиологической точки зрения, сознательные идеи являются лишь субъективно идеальными сопутствующими процессами молекулярного движения, а законы ассоциации идей должны быть объяснимы механическими процессами, например, влиянием привычки в повторном сочетании