В гостиной она почти не появлялась, там было пространство для гостей. На каждый праздник она звала друзей и сажала их за круглый стол. Я часами наблюдал за тем, как она смеется и танцует, в эти моменты я представлял, что я там, рядом с ней и она танцует для меня. В кухне начиналось самое увлекательное, она будто переставала быть той, кем она была в спальне и в гостиной, и начинала быть самой сексуальной девушкой на свете. Однажды днем я наблюдал за ней, и она, прижавшись своими бедрами к столешнице, просунула ручку под халат и начала мастурбировать, глядя на меня, я готов поклясться, что она смотрела только на меня. Я был в нее влюблен, я хотел ее так сильно, что не понимал, что схожу с ума.
Но начну с самого начала…
Мои отношения с Лисой подходят к концу. Прошел год с того дня, когда мы с ней познакомились. В нашей компании она появилась абсолютно случайно, ее привела с собой моя подруга, и Алисе понравилось у нас. Через месяц она получила кличку Лиса, потому что: А. у нас так принято, Б. у нее созвучное имя и рыжие волосы. Тогда я сразу обратил внимание на нее, она была действительно панком, как и все мы: она курила в барах и стряхивала пепел себе в ладонь, очень много пила и очень громко кричала, когда ей что-то не нравилось. Моя симпатия к ней росла с каждой новой встречей и через месяц я предложил ей жить вместе, на что она, не раздумывая согласилась. Поначалу у нас был дикий секс, но со временем все сошло на нет, она будто перестала быть такой привлекательной, в ней исчезло все то, что я нашел в ней вначале знакомства. Она оказалась слабой и депрессивной, в ней нет и капли того бунта, который я видел в ней раньше. Я все чаще стал проводить время вне дома, чтобы только не видеть ее и не слышать ее истерики. На студии, где я работаю аранжировщиком, ребята стали замечать, что я практически переехал жить на работу.
– Фил, ты дома бываешь? – подшучивает надо мной Леха.
– Бываю.
– С Лисой поругался? – не глядя на меня говорит он, одновременно показывая через стекло вокалисту остановиться петь.
– Еще нет.
На экране моего телефона высвечивается «Батя» и я сразу же отвечаю на звонок.
– Что, бать?
– Я застрелил его… – голос отца совсем не похож на тот голос, который я знаю.
– Что ты сделал? – его слова привели меня в шок и я не сразу осознал смысл его слов.
– Я его застрелил… – с той же интонацией повторил он.
– Кого? – я вскакиваю со своего кресла. – Кого застрелил?
– Я говорил ему, чтобы он заткнулся, но он продолжал и продолжал…
Меня пугает обезумевший голос отца.
– Бать, кого ты убил? – еле живым голосом спрашиваю у него.
– Я же говорил ему, что убью его, если он не заткнется, а он все говорил и говорил…
Отец совсем не слышит меня, я не могу достучаться до него и это заставляет меня начинать паниковать.
– Бать, ты только никуда не уходи. Ты же дома? Да? Я сейчас приеду, только будь на месте.
– За мной приехали, – шепотом говорит он.
– Кто? – на ходу хватаю куртку и выхожу из студии.
– Они, – отец сбрасывает.
Черт!
Вызываю такси и еду к дому отца ничего не объяснив на студии. Всю дорогу я еду молча, судорожно размышляя, что делать дальше. Отец уже однажды отбывал срок, но я был ребенком и не участвовал во всем этом, что не сказать о моей матери… Но в этот раз она точно не поможет, да и с чего бы ей помогать, они ведь столько лет в разводе.
– Вам точно сюда? – оборачивается таксис и удивленно смотрит на меня.
– Да. Остановите здесь, – обреченно говорю я, глядя на мигающие впереди маячки.
Перед домом моего отца стоит полицейская машина, неотложка и много людей, как в форме, так и просто в гражданском. Я прорываюсь сквозь толпу и иду прямиком к дому, но меня резко останавливают, грубо толкнув в грудь.
– Сюда нельзя.
– Я тут живу, – пытаюсь все равно прорваться через полицейского.
За какие-то доли секунды я оказываюсь прижатым лицом к забору с заломленной рукой за спиной.
– Да я сын! Сын! Мне отец позвонил! – взвыв от боли кричу я.
Хватка ослабевает, но не настолько, чтобы прекратилась боль.
– Пострадавшего? – почти сочувственно произносит полицейский.
– Нет.
Полицейский отпускает меня и ведет к дому, но на полпути останавливается и докладывает обо мне мужчине в гражданском.
– Это сын стрелявшего.
Я молча стою и даже не протестую такому отношению ко мне, как будто это я виновен,