И теперь всё своё свободное время, а этого добра у Ермолая было предостаточно, так как с работы он ушёл ещё два месяца назад, он пил водку. А что ещё прикажете делать? Не в библиотеку же записываться.
В какой-то момент Лопухову надоело одиночество, и он решил выйти в «свет». Взяв всё имеющиеся деньги, он отправился в дешёвый кабак. Здесь он очень быстро обрёл весёлых, умных, а главное преданных друзей. В частности, девушка по имени Ирина, выслушав душещипательную историю крушения семейных отношений, клятвенно пообещала, что будет любить Ермолая до гробовой доски. Доверчивый горемыка поверил беспрекословно, и дабы отблагодарить возлюбленную за отзывчивость, заказал ящик шампанского. И как-то сразу наступил покой.
«Как хорошо, что сейчас лето! Зимой околел бы», – думал Ермолай, лёжа в большой вонючей луже. И больше никаких связных мыслей не было – дождевые капли долбили по голове и мешали сосредоточиться. Спустя полчаса правда, закралась ещё одна о том, что неплохо бы придать телу вертикальное положение. Лужа находится посреди проезжей части, и хотя в два часа ночи совсем нет машин, не помешает всё же принять меры предосторожности. К тому же изрядно надоел не прекращающийся дождь.
Десять минут понадобилось на то, чтобы сесть. Ещё столько же чтобы встать на четвереньки. А вот потом дело застопорилось. Он просто забыл последовательность действий. Долго думал, вспоминал – тщетно. Решил абстрагироваться и подумать на досуге о смысле жизни. Затошнило. И стало как-то совсем гадко на душе. Зато теперь он довольно быстро, за каких то двадцать минут, сумел подняться на ноги. И с трудом удерживая баланс, Ермолай шаг за шагом, наконец, выбрался из лужи.
Безумно захотелось курить. Из заднего кармана брюк он выудил пачку сигарет и зажигалку. Сигареты размокли и превратились в табачную кашу, зажигалка не функционировала. Ермолаю явно не везло, а ведь начиналось всё так хорошо. Он ведь уже успел полюбить прекрасную девушку по имени Ирина, но она исчезла, прихватив всю его наличность, как фантазия вечера. И вот злодейка судьба в довершение лишает последней радости – никотиновой услады. Выругавшись для порядка, Лопухов подумал, что неплохо бы попасть домой. Он вознамерился вызвать такси, но сотовый телефон обнаружен не был. Вероятно, телефон у него изящно «отработали». Слабо представляя где находится, он однако твёрдо веровал, что скоро найдёт родное убежище. Как ни странно предчувствия его не обманули. «Вот эта улица, вот этот дом!», – гордясь своими штурманскими способностями, заплетающимся языком продекламировал Ермолай, входя в традиционно тёмный подъезд.
Без лифта карабкаться на пятый этаж человеку, кровь которого наполовину состоит из спирта – мука мученическая. Ермолай был добрым человеком, однако подобные неудобства кого угодно обозлят и выведут из себя. Крепкий отборный мат в адрес чиновников всех уровней, соседей (ведь именно они вывели из строя лифт) и человеческого сообщества в целом, был единственным подспорьем в нелёгком пути. Не совсем достойно, но всё же справившись и с этой задачей, Ермолай упёрся наконец в обитую деревянными рейками дверь. «Только бы ключи были на месте!», – заклинал ночной путешественник удачу. И тут до слуха долетел едва отчётливый шорох. Лопухов замер. Шорох повторился. Поняв, что не сможет быстро отыскать ключи и скрыться за спасительной дверью квартиры, Ермолай собрав волю в кулак, поинтересовался грозно:
– Ххххххто тут?
По мнению Лопухова этот хрюкающий звук «Х», может напугать даже самого отъявленного бандита. Время шло, но злоумышленник не спешил обнаруживать себя. «Показалось, наверное», – не без радости подумал Ермолай. Однако как только он возобновил поиск ключей, шорох опять повторился. На высказанную угрозу в случае неповиновения применить оружие, Лопухов услышал молитвенную просьбу:
– Дяденька, не стреляйте пожалуйста! Я ничего плохого не делал. Я к папе своему пришёл.
– А ну выходи! – потребовал Ермолай.
Из-за шахты лифта показалась детская голова.
– Я не писал в лифте, и не мусорил, – заверила голова, – я папу ждал, а потом уснул.
– Выходи! – приказал Ермолай.
Ребёнок беспрекословно подчинился и теперь уже в полный рост предстал пред взором Лопухова. Несмотря на то, что рахитная лампочка едва тлела, а мозг туманился, Ермолай смог разглядеть, что ребенок, как говорят теперь, социально запущен. Чумазое лицо в слёзных подтёках, спутанные немытые волосы, руки покрыты «цыпками». Да и одет пацан был соответствующе: кургузая куртёнка с оторванным карманом, коротенькие рваные джинсы, истоптанные до последней крайности кроссовки.
В душе Ермолая шевельнулось чувство жалости, которое он не испытывал в отношении других людей очень давно.
– А хто твой папка? – решил проявить участие в судьбе ребёнка Лопухов.
– Я не знаю, – испуганно сообщил ребёнок. – Он в девятнадцатой квартире живёт. Только его сейчас нет. Ушёл куда-то, наверное.
Лопухов почувствовал дискомфорт, но причины