В 1939 году этот параллельный мир в очередной раз встряхнуло с ног до головы. Джон Вуд Кэмпбелл, только что заступивший на пост главного редактора журнала Astounding Science Fiction, разделался с наследием предыдущего редактора и начал формировать собственную команду постоянных авторов. Многие из этих писателей только недавно начали карьеру или вовсе были свежеиспеченными дебютантами: Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн, Клиффорд Саймак, Теодор Старджон, Генри Каттнер, Лайон Спрэг де Камп и другие – авторы, которых мы знаем сегодня как классиков жанра, сформировавших канон современной НФ.
Что нового принесли в фантастическую литературу «птенцы гнезда кэмпблеллова»? Прежде всего – логичность, последовательность, связность повествования. События не случаются сами по себе, по одной лишь воле автора: у них всегда есть причины и следствия. Любое эпохальное открытие, небывалое изобретение, радикальная социальная реформа вызывают реакцию: изменение языка, экономики, эстетики, системы общественных отношений. Вроде бы ничего революционного, вещи в общем очевидные, даже банальные, не бином Ньютона. Но до прихода Кэмпбелла большинство фантастов с легкостью пренебрегало этими нехитрыми правилами, когда требовалось раскочегарить забуксовавший сюжет. Достаточно вспомнить, что в «Марсианском цикле» Эдгара Райса Берроуза, самого успешного американского фантаста до золотого века, главный герой переносится на Марс непонятным способом, во сне, а прекрасная и абсолютно антропоморфная марсианская принцесса откладывает яйца. Почему? Потому что автору так захотелось, а придумывать объяснения он поленился. Или другая крайность – открытия и изобретения часто использовались в ранней журнальной НФ как повод закатить десятистраничную лекцию с формулами и графиками, вопреки драматургии и динамике сюжета. Этим нередко грешили фантасты, пригретые Хьюго Гернсбеком, одержимым жюльверновской формулой «поучать развлекая».
Джон Кэмпбелл (кстати, физик-ядерщик по образованию) требовал от своих авторов правдоподобия настойчиво, жестко, даже деспотично, и иногда заставлял переписывать многообещающий текст несколько раз подряд. Никаких затянутых лекций, никаких провалов в логике – читатель этого не простит! Более того, Кэмпбелл готов был показать пример и как писатель: лучший и самый известный его рассказ «Кто ты?» (Who Goes There? 1938) настолько достоверен психологически и выстроен логически, что стал основой для двух экранизаций (в том числе для хрестоматийной адаптации Джона Карпентера) и нескольких киноприквелов.
При Джоне Кэмпбелле американская научная фантастика перешла на новый качественный уровень, взмыла ввысь, как ракета, отбросившая при разгоне очередную отработанную ступень. Остальные журналы были вынуждены или подстраиваться под Astounding – или довольствоваться объедками с барского стола. Отныне любой новый НФ-рассказ сперва предлагался Кэмпбеллу – и только если тот отвергал рукопись, отправлялся в другие журналы. «То был золотой век, время накала страстей и приключений, бурной жизни и трудной смерти… но никто этого не замечал, – писал, перефразируя “Повесть о двух городах” Чарльза Диккенса, Альфред Бестер в романе “Тигр! Тигр!”. – То была пора разбоя и воровства, культуры и порока, столетие крайностей и извращений… но никто его не любил». Astounding Science Fiction и его команде не понадобилось столетия – хватило десяти лет, чтобы сломать систему, задать принципиально новые стандарты «качественной» научной фантастики и расчистить площадку для следующего рывка.
Собственно, главная ценность первого тома серии антологий Isaac Asimov Presents The Great SF Stories в том и заключается: эта книга показывает, с чего начинался золотой век, как разгоралась маленькая революция, незаметная для окружающего мира, но чрезвычайно важная в контексте истории мировой фантастики. Азимов, Хайнлайн, Ван Вогт, Старджон, Каттнер, де Камп – даже когда их рассказы публиковались не на страницах Astounding, а в других НФ-журналах, эти тексты разительно отличались от сочинений «властителей дум» и «гигантов» предыдущего поколения. В них уже чувствуется потенциал, видна готовность авторов к росту и внутреннему изменению. А на такие вещи чутье у Кэмпбелла было безупречное, что нехотя признавали даже недоброжелатели. Потенциал оказался настолько велик, что многие из участников этой антологии со временем переросли рамки редакционной политики Astounding и продолжили творчески