– Вот видите! – радостно воскликнул Веснушкин, торжественно обращаясь к передовику и его товарищу, – вот мы, старики, – сразу столковались. А с вами каши не сваришь… Аркадий Ефимович, – обратился он к Шпилькину-Иголкину, – а как ваше мнение насчет моего предложения?
Шпилькин немного смутился, но затем принял серьезный задумчивый вид и важно ответил:
– Я с вами согласен, Петр Степанович, что жизнь великий учитель. Как подсказывает нам жизнь, так и нужно поступать. Вот мое мнение.
– А вы ведь мне говорили в прошлом году, что вы эсдек? – воскликнул сердито передовик.
Шпилькин опять смутился, но сейчас же оправился, сделал удивленное лицо и, улыбаясь, ответил:
– Разве? Что-то не помню. А что ж такого, если и говорил? Я ведь сказал, что не мы должны учить жизнь, а жизнь должна нас учить. Да. Не мы должны, а она. Это нужно даже записать, чтобы не забыть. Это хорошо вышло…
Последние слова Шпилькин проговорил в полголоса, любуясь своим афоризмом. Он быстро достал из бокового кармана пиджака записную книжку и любовно записал: «не мы должны учить жизнь, а жизнь – нас». Затем он поднял голову и громко добавил:
– Господа, нужно быть выше всяких направлений, а то всегда попадешь в неприятное положение, имейте в виду.
Он улыбнулся и опять записал только что произнесенные слова в свою книжечку. Между тем, передовик, перебивая долговязого студента, снова заговорил; сначала он спорил с Шпилькиным, назвал его убожеством, затем снова сцепился с Веснушкиным, потом заговорил с Алексеем Ивановичем, на отсталость и старость которого намекнул довольно прозрачно; и, наконец, видя, что большинство сотрудников пошло на капитуляцию вслед за секретарем, исключая студента эсера, – он сказал, протянув вперед руку:
– Хорошо же, господа. Я останусь работать с вами: я буду писать так, как вы хотите, но помните одно: я повинуюсь силе капитализма и твердо верю, что наступит пора, когда и мы, пролетарии, будем решать сами свои дела и высказывать открыто и смело свои идеи.
– Ну, и отлично, – потер руки Веснушкин, – и для вас наступит время, конечно. Ну, а теперь, значит, все согласны с моим предложением? С Богом, господа! А вы, Алексей Иванович, просматривайте пока весь материал внимательно, чтобы не пропустить случайно чего-нибудь радикального. О-ох, как тяжело вести газету, ох, как тяжело! Хоть бы найти покупателя! Хоть бы найти…
Он, искусственно кряхтя, встал со стула и, погладив себя по выдвигавшемуся вперед огромному животу, отправился в кабинет. По дороге он подозвал Кедровича и, когда тот подошел, шепнул ему:
– Ну, что, для начала хорошо?
– Прекрасно, Петр Степанович, прекрасно. Вы увидите, как поднимется подписка. Вы молодцом держались, нужно сознаться.
– Хо-хо! – самодовольно засмеялся Веснушкин, входя в кабинет. – Приходите ко мне вечерком на ужин. Вы любите сладкое шампанское или сухое?
– Très sec, – отвечал Кедрович, – сухое,