"Не вкусно, Миша?", – спросила жена, заметив, что он долго возится с едой.
"Что ты, очень вкусно", – соврал он, отправляя в рот полную ложку. Буквы в тарелке снова сложились в БЕГИ.
Он подумал было показать их жене, но быстро отбросил эту затею. Предыдущие попытки ни к чему хорошему не привели. Не всем дано видеть.
Жена села напротив. Он заметил, что седая прядка в её волосах исчезла и подумал, что она всё-таки начала краситься. Жена машинально поправила причёску. Седая прядь появилась там, где и должна была находиться. Он моргнул, стараясь отогнать наваждение. Когда снова посмотрел на жену, прядка была на месте.
"Наверное, до этого волосы закрывали", – успокоил он сам себя.
Тарелка опустела. Жена поставила её в раковину и налила ему большую кружку чая. Когда он поднёс кружку к губам, чаинки закружились Воронкой. Худо. Так худо, что хуже и некуда.
"Как проходят сеансы?", – спросила жена.
"Отлично", – во второй раз за сегодня он, – "Доктор говорит, что мы практически закончили".
"Я думаю, с этим не стоит торопиться", – осторожно заметила жена.
Он тут же согласно закивал.
"Я ему так и сказал ", – снова ложь. Но доктор уверен, что мы справились. Буду приходить раз в месяц на профилактический осмотр и всё ".
"Доктор так сказал?", – переспросила жена, глядя на него в упор.
"Она знает", – тоскливо подумал он, – "Она всё знает".
Сеансы он давно забросил. Доктор был один из них либо на них работал. Знаки чётко на это указывали. Сукин сын раздобыл номер жены и позвонил ей.
Видимо, он сказал это вслух, потому что жена тут же подтвердила:
"Да, позвонил. Ты опять мне врешь, Миша".
Он опустил голову.
"Прости ", – пробормотал он.
Она горестно вздохнула.
"А я-то дура, уши сначала развесила, думала, всё наладится. Ох и дура".
Он ссутулился, как побитая собака и молчал. Её же, как всегда, понесло. Ему припомнили всё – и интрижку с коллегой ( интрижку, которую жена придумала), и забытая годовщина свадьбы и прочая, прочая, прочая. Под конец её речи он начал чувствовать себя чудовищем, по сравнению с которым Гитлер был не так уж и плох. Наконец поток обвинений иссяк. Жена снова горестно вздохнула, словно подводя итог, и обмякла на стуле.
Он понял, что это подходящий момент и осторожно накрыл её ладонь своей.
"Я буду ходить на сеансы. Правда".
Новый вздох.
"И врать не буду!", – горячо воскликнул он, сам изумляясь прозвучавший в голосе искренности.
Она посмотрела на него.
"Обещаешь?"
"Обещаю", – твердо сказал он.
Жена потянулась к нему, чтобы поцеловать и в этот миг он увидел, что белая прядь снова исчезла.
"И вообще, она же была с другой стороны", – пронзила его мысль и прядь тут же переместилась на правый висок жены.
Он вскочил из-за стола. Жена испуганно отдернулась назад.
"Ты что?", – спросила она.
Он схватил со стола нож и выставил перед собой.
"Миша, успокойся, Мишенька…", – залепетала она, начиная подниматься из-за стола.
"Сиди!", – взвизгнул он и рубанул ножом по воздуху.
Она опустилась на место.
Пятясь, чтобы держать жену в поле зрения, он вышел в коридор. Дверь была заперта. Стоя к ней спиной, он пытался одновременно нащупать защёлку и не выпускать из виду проход на кухню. Но там всё было тихо, только изредка до него доносились всхлипы жены. Он обернулся к двери и протянул руку к защёлке. Но едва его пальцы коснулись ручки, резкая боль пронзила левую половину головы. Это тоже был знак и он не раздумывая метнулся вправо. Споткнулся о полку с обувью, полетел кувырком на пол и тут же на место, где он стоял секунду назад, обрушился страшный удар. Нечто тёмно-зелёное со свистом рассекло воздух и с треском врубилось в ламинат, разшвыряв вокруг щепу. Не вставая, он метнулся обратно в кухню, прочь от двери, мимо жены, если то, что стояло в прихожей, ещё можно было так называть. Потому что тёмно-зелёное нечто, чуть было не угробившее его, теперь заменяло его жене руку. Плечо осталось прежним, обычным женским плечом, а вот то, что ниже локтя, покрылось хитиновым панцирем, усыпанным острыми костяными наростами. Венчал конечность огромный коготь, больше напоминающий серп. Да и с лицом Ольги произошли изменения. Выдвинулась вперёд нижняя челюсть. Скулы вспухли двумя острыми буграми, угрожая порвать натянутую