– Извини, Семёновна, но на такие подвиги я неспособен. Да и ты, полагаю, вряд ли отдалась бы в руки зятя. Учитывая нашу с тобой взаимную любовь.
При звучании своего имени старушка приподнимает вопросительно жиденькие белесые брови и снова опускает. Это единственное движение на ее лице.
– Какое значение сейчас имеют ваши прежние отношения?! – вскинула голову жена Игоря Татьяна, сидящая у постели больной. – Перед тобой беспомощный несчастный человек, а ты вспоминаешь прошлые обиды. Да и чем она так уж тебе досадила, не пойму.
– Как это – чем! Да она невзлюбила меня с самого начала! Ты прекрасно знаешь. Даже обращалась только через тебя: «Скажи своему…» Это как?
– А ты к ней как обращался? «Тёща». Ну, иногда, редко – «Семёновна». А за глаза так вообще – «Мозоль».
Игорь фыркнул:
– Мозоль и есть. Постоянно мозги тебе мозолила: дескать, я мало зарабатываю, мало по дому делаю и вообще я не тот, за кого тебе следовало выйти.
– Ей от тебя больше доставалось. Вспомни, как ты ее за дверь выставил.
– И правильно сделал! Приехала и давай зудеть: почему это некоторые на работу не ходят, как все нормальные люди, а сидят дома с компьютером играют? Не по-людски! – Игорь зримо увидел осуждающее, с поджатыми губами лицо прежней тещи, и в нем запузырилась былая враждебность. – Сама всю жизнь на одном предприятии отбарабанила от звонка до звонка, и другие так же должны…
– Между прочим, она считалась на предприятии лучшей работницей.
– Ну конечно! Передовица! Она передовица, а остальные, значит, – прохиндеи и тунеядцы. А то, что мои переводы… что я делаю полезное людям дело…
– Всё, хватит! Вы оба хороши. И давай не будем, Игорь, при ней сейчас всё это трясти, прошу тебя.
– «При ней»… Как будто она что-то понимает. Семеновна-а-а! – противным голосом пропел зять, склонившись к самому лицу больной, так что та зажмурилась. – Ку-ку! Тё-ёща-а! Ты хоть помнишь, сударыня, кто я такой? Ну-ка посмотри: кто я? А?
Старушка приоткрывает робко глаза и пристально всматривается в говорящего. Потом беспомощно переводит взгляд на дочь, на окно, за которым бойко каплет с крыши.
– Ну, кто я, скажи!
– Отстань от нее! – требуетжена.
– Нет, пусть скажет! Так кто же я, Семеновна?
Старушка снова глядит.
– Мужчина, – впавший рот слегка растягивается в подобии улыбки, губы поплясывают.
– Мужчина, – повторил Игорь саркастически. – И больше тебе сказать нечего. Ладно. А это кто? – указал он на жену. – Кто эта женщина?
– Мама, кто я? – дрогнувшим голосом спрашивает и Татьяна. – Как меня звать?
– Танюша? – после минутного напряженного раздумья не совсем уверенно произносит испытуемая.
– Вот видишь: меня она узнаёт! – Татьяна порывисто стиснула руку матери в своих ладонях – худую, как плеть, дряблую руку с висящими мешочками кожи. – Мамочка, это я, твоя дочь. Ты ведь меня узнаёшь?
Больная слабо кивает увязшей в подушке маленькой головой с белым пушком на макушке, сквозь который проглядывает розоватая кожа.
– Бедная моя, – ласково провела Татьяна ладонью по этому жидкому пушку. – Что нам с тобой делать? Два месяца уже лежишь. Скажи, родная: ты поправишься?
Но лежащая уже вновь глядит отрешенно в потолок, словно речь идет не о ней.
– Тань, ну ты же помнишь, что сказала врач, – скептически скривил Игорь губы. – «В таком возрасте шансов практически нет». У нее на участке десяток таких послеинсультных, и ни один из них не поднялся. Пора перестать себя обманывать.
– А еще врач сказала: постарайтесь скрасить ее существование.
– Скрасить, – повторил Игорь. – Такое существование может скрасить разве что цианистый калий.
– Знаешь что?! Мама была права: не за того я вышла! – Татьяна решительно встала и отошла к окну. «Теща даже теперь умудряется нас ссорить», – проворчал про себя Игорь.
– Я не про нее конкретно, – поправился он. – Я и для себя в подобном состоянии предпочел бы…
– Прекрати! – резко повернулась к нему жена. – Хочешь, чтобы я опять рыдала? Игорь, я же не могу разорваться! Два месяца от нее не отхожу. Еще один отпуск мне никто не даст. И за свой счет также. Или мне что? совсем бросить работу и сидеть с ней? Ты дома работаешь, тебе не составило бы труда покормить-попоить ее…
– И задницу помыть, – добавил Игорь мрачно. – Нет уж, увольте!
– Хотя бы просто сменил два раза памперс, а вечером я бы уже помыла.
– Тань, о чем ты?! Да я рядом находиться не могу – такой от нее дух! А чтобы еще с этими гадостными памперсами возиться… После того как столько лет она меня в упор не замечала. Нет, пусть сама за собой ходит.
– Ты ерунду говоришь, Игорь. Или специально меня доводишь. Посмотри на нее: она даже нос себе