Я не искала любовь, однако постоянно сталкивалась с ней. Каждый раз она представала передо мной в новом обличье, но за годы тренировок я всё равно научилась её распознавать. Она была в мягких улыбках и дрожащих руках, в отчаянных слезах и облегчённом смехе. Её приносили вместе со стаканом воды и связкой апельсинов и оставляли за дверью палаты, скрывая в коридоре боль, которая увязалась за ней. Я часто видела ту назойливую тень, блуждающую по коридорам больницы, которая сжимала сердца людей, заставляя их выдавливать из себя всю любовь до остатка, лишь бы только успеть отдать её нужному человеку. Момент самых искренних, оголённых и разрушающих чувств – последний миг любви.
Иногда после вторых суток дежурства мне даже казалось, что я действительно видела смерть. Видела этот размытый, тёмный силуэт, который протягивал свои полупрозрачные, словно клубы табачного дыма, руки к человеку в его последние секунды в этом мире, желая забрать в пустоту и холод. И только тот самый последний, отчаянный миг любви, который вспыхивает в человеке, чтобы успеть взглянуть в глаза родным или сказать последние самые важные слова, не даёт этим ледяным пальцам забрать его раньше времени. И я боролась, изо всех сил пыталась отогнать смерть от каждого пациента, хотя бы для того, чтобы у них было время испытать любовь еще хотя бы раз.
***
– Если ты сейчас не моргнёшь, я сдам тебя в музей, как редчайший вид ожившей мумии, – до меня донёсся звонкий голос моей сменщицы Марины.
Она нависла надо мной, внимательно рассматривая моё лицо, затем взяла мою кисть и посчитала пульс.
– Вы будете жить, хватит занимать чужую каталку, – она сложила мои руки на груди и отошла к окну, где уже разложила свой боевой набор косметики, – Анна Леонидовна, ваша смена закончится через пятнадцать минут, будьте добры покинуть помещение. Вы итак тут уже сутками бродите, скоро пойдут слухи, что вы местный призрак, измученный каторжной работой медсестры.
– Я могу подвинуться, если кому-то срочно понадобится прилечь, – я громко зевнула, однако даже не пошевелилась.
– Сколько ты уже здесь?
– Вторые сутки, если ты о рабочих сменах. А если ты говоришь о моём шикарном шезлонге, то я уже минут пять здесь получаю наслаждение.
– Если ты всегда с таким видом получаешь наслаждение, то не удивительно, что ты одна, – Марина рассмеялась, – Могла бы хоть откатить свой шезлонг на пляж повеселее, в проктологии, говорят, сегодня довольно бодро.
– Знаю, я как раз оттуда и сбежала, такие вечеринки мне не по душе, я люблю более спокойный и размеренный отдых. Мне осталось до конца смены двенадцать минут и тридцать шесть секунд, и я планирую насладиться ими сполна.
– Поэтому и припарковалась возле морга? Хорошее решение, здесь всегда можно охладить напитки.
– А ещё здесь очень тихо, и ребята спокойные.
– А главное, совсем нетребовательные, – Марина покачала головой, расправляя на голове ярко-рыжие кудряшки, – Иди уже домой, толка от тебя такой ватной уже всё равно нет.
– Не хочу, – я присела и потянулась, пытаясь размять ноющую после двухдневной беготни спину, – Здесь хоть компания есть, а дома тоска.
– В морге то? Не дури, – Марина стащила меня с каталки, – Иди домой, поспи, утром встанешь, сходишь в парк побегать, потом по магазинам и жизнь сразу станет гораздо интереснее. Нам для счастья то много не нужно.
Марина взяла меня под руку и повела в ординаторскую.
– Не хочу, лучше здесь с трупами. Дома призраки, – я поморщилась, вспоминая неуютные стены своей квартиры.
– Если ты о призраке умершей мыши в твоём холодильнике, то пора завести новую и накормить её. И себя заодно, как будто воздушный шарик за собой тяну. И вообще ночью в больнице о призраках не говорят, здесь и так радостей хватает.
Мы шли по коридору, прокрадываясь в ординаторскую, как кошки в ночи, чтобы не спугнуть и без того беспокойный сон пациентов. В больницах в принципе почти никогда не бывает тихо и спокойно. Слишком сложные, а порой непреодолимые проблемы здесь пытаются решить каждый день. За одну смену здесь можно отыскать с десяток причин для радости и столько же для грусти. Моя смена решила закончиться на печальной ноте.
Из одной из палат послышался сигнал вызова. Мы с Мариной одновременно взглянули на часы, висевшие на стене, чтобы понять, кому из нас идти на вызов. До конца моей смены оставалась всего минута, но Марина показала мне язык и тихонько засмеялась. Я страдальчески вздохнула и повернулась в сторону палаты номер двенадцать. Навстречу к нам вышла женщина и испуганно зашептала:
– Моя соседка сейчас резко дёрнулась во сне. Я испугалась, что она может упасть с кровати, хотела её