– Почему так темно? В чём дело?
– Свет отключили. Говорят, что-то выбило.
– Все на выход! Не толпимся, сохраняем спокойствие! Через главный вход идём, зеленым горит вывеска, – крикнул кто-то в самом конце коридора. И следом, будто для большего эффекта, взревели сирены.
Толпа, повинуясь зову, хлынула в сторону двери. Никому не хотелось слышать вопль технологического отчаяния дольше, чем это необходимо. Я была в длинном шерстяном платье со свободными рукавами. Цепочки, заклепки, браслеты и наушники – все побрякушки так и норовили зацепиться за ткань. В тщетных попытках освободиться я оказывалась все ближе к эпицентру толпы.
Поток уносил меня в сторону двери. Пальцы, запястья, щёки, плечи – части человеческих тел мелькали так быстро, что их едва можно было разобрать. Я ненавидела случайные прикосновения и испытывала страдания от каждого. И эти страдания вытеснили из головы все мысли. Сердце стало громким, дыхание шумным, и всё, что оставалось – это несколько сантиметров воздуха между мной и омерзительно тёплыми незнакомцами.
Ноги, обтянутые кожей сапог, не успели ощутить первую ступеньку. Я оступилась и в растерянности схватилась за чью-то куртку. Шелковая перчатка зацепилась за клепку и начала сползать – тут меня покинули последние крохи самообладания и к горлу подкатила паника. Я скрестила руки на груди, сжала пальцы в кулак и, молясь всем богам, беспомощно покорилась человеческой стихии.
Казалось, на узком лестничном пролёте не осталось ни сантиметра свободного места, ни кубометра чистого воздуха – всё чей-то выдох или вдох. Толпа напирала и несла, время перестало течь в привычном направлении и казалось, что этому мучению не будет конца. Но все закончилось так же быстро, как началось. В нос ударил холодный воздух, плечи ощутили свободу и, открыв глаза, я обнаружила себя на давно знакомом крыльце.
Был февраль, понедельник, девять часов утра. В здании Калининградского историко-филологического института произошло незапланированное отключение электроэнергии. Как позже подчеркнули в администрации, ничего страшного не случилось – студенты покинули здание за пару минут, а сирена сработала по ошибке. Но мне казалось иначе. Я отошла в сторону и села на ближайшую лавочку, не замечая промозглого ветра. Успокоив дыхание, осмотрела ноги, запястья, рукава, поправила перчатки, коснулась золотой цепочки на шее. Но, к своему удивлению, не обнаружила никаких повреждений.
– Ты в порядке? Холодно ведь, – из толпы выскочила Поля. Лгать было бессмысленно, она слишком хорошо меня знала.
– Нет, не в порядке, – подруга села рядом и накинула мне на плечи шарф, – меня будто переживали и выплюнули, – я поежилась, то ли от холода, то ли от воспоминаний.
– Тяжело вам, интровертам. Но давай пострадаем позже. Сегодня лекция у Савельева, а мы итак слишком много прогуляли. Так что давай, собирайся в кучу, – в подтверждение своих слов Поля встала с лавочки и потянула меня за локоть.
Аудитория 402, как ни странно, располагалась на пятом этаже, и треклятая лестница отняла у меня последние силы. Мы пришли последними, но опередили преподавателя. Что удивительно, профессор никогда не опаздывал. На семинар по новейшей истории собрался весь поток, а это почти 70 человек. В аудитории было не протолкнуться, свободным оставался лишь первый ряд. Поля закатила глаза, мол это ты во всём виновата, и уселась прямо напротив лекторской стойки. Аудитория гудела, словно пчелиный улей. Кто-то обсуждал недавнюю прогулку, кто-то готовился к семинару, кто-то к весеннему балу.
– Кстати, о птичках. Ты уже решила, в чём пойдёшь на бал?, – подруга воспользовалась свободной минутой и начала допрос.
– Разумеется, уже присмотрела мусорный мешок цвета болотной зелени и очаровательные галоши, – съязвила я, – Ты же знаешь, что я не пойду.
– Да сколько можно? Этот придурок давно уехал, никто о нём уже не помнит. Сколько можно… – договорить Полина не успела, в кабинет зашёл Савельев и громко захлопал в ладоши, чтобы привлечь внимание. Все замолкли.
Седобровый профессор встал у стойки и заговорил низким хрипящим голосом:
– Я рад, что вы серёзно восприняли мои слова и пришли полным составом. У меня важное объявление. Сегодня к своим обязанностям приступает новый преподаватель истории – Константин Альбертович Гирс. Прошу вас, проходите.
Поднялась волна шепота. Те, кто сидел дальше от прохода, высунулись, чтобы разглядеть незваного гостя. Новый преподаватель уверенно двигался к центру аудитории и, развернувшись, оказался прямо напротив. Высокий, бледнокожий, темноволосый и слишком молодой. У меня перехватило дыхание. И готова спорить, не у меня одной.
– Приветствую. Извините, что меняю ваш привычный уклад в середине семестра, но так сложились обстоятельства. Я постараюсь стать достойной заменой профессору Савельеву, – голос у нового преподавателя был сильным, но певучим. Он держался ровно, уверенно.
– Похоже, явка будет стопроцентная, – шепнула мне на ухо подруга.
Позже Савельев вернулся к стойке и начал лекцию, а молодой преподаватель расположился за рабочим столом