Это утро мало чем отличалось от остальных, разве что кофе оказался крепче обычного, что вызвало неприятную горечь. Запыхавшийся мужчина расположился в просторной светлой кухне за старым дубовым столом, который постепенно перестал быть обеденным, переквалифицировавшись в рабочий. Мягкое удобное кресло, обшитое велюром с нежнейшим ворсом, приставлено спинкой к стене. Оно уже не первый год служило владельцу и прекрасно подстроилось под его анатомические данные. Чтобы добраться до кресла, приходилось протискиваться между стеной и столешницей, что занимала почти всю ширину кухни. Во главе массивного стола – открытый ноутбук, за ним смятые клочки бумаги, записки, исчирканные курсивом неразборчивым почерком, грязные чашки из-под кофе, блистерные упаковки таблеток, ручка Parker, затупленный карандаш. В отличие от захламленного стола, остальная кухня производила впечатление нетронутой чистоты. Белые шкафчики проходили вдоль всей стены от потолка до пола, вместившие в себя новую бытовую технику из прошлогодней коллекции, всю в тон мебели. Напротив стола – огромные окна, обрамленные воздушной тканью-паутинкой и тяжелыми занавесками молочного цвета.
Стену за рабочим местом оформляют рамки с фотографиями. На самой большой фотографии изображен еще совсем молодой мужчина с сероватым лицом, большими темными глазами, кучерявыми черными волосами, которые небрежно тронула седина, и искривленной улыбкой, вызванной частичным параличом лицевого нерва. Рядом с ним женщина с небрежными локонами пшеничного оттенка, хрупкой фигурой и незабываемыми васильковыми глазами. Они мило, лучезарно улыбались, нежно прижавшись друг к другу на фоне бирюзовой воды океана. Остальные фотографии были развешаны в хаотичном порядке, создавая на стене коллаж. Фото с церемоний награждений, премьерных показов, любительские кадры со съемочной площадки.
Стопка свежих журналов и газет лежала на краю стола. Гадо взял верхний, положил перед собой и, глядя на обложку, поморщился. С обложки на него смотрели укоризненно те самые васильки, а пестрый заголовок кричал о том, почему распалась одна из самых крепких пар голливудских холмов. Мужчина закатил глаза. В голове пронеслась мысль, что, если бы он сам знал ответ, то данной статьи не случилось бы. Он быстро перелистал страницы, ища нужную. Мистер Глэр не понимал, как в столь сомнительном глянце публикуется престижный кинокритик. Дойдя до нужной статьи, залпом прочитал и замер. Перечитал снова. Еще раз. Начал пристально вглядываться в буквы, в каждое слово, словно пытался поймать скрытый подтекст, не веря, что правильно всё понял. Отложив прочитанный журнал, взял следующий, затем еще один, и практически в каждом из них были схожие рецензии. При общей положительной оценке критики и зрители сокрушались над финальным кастингом. Отложив газеты и снова вернувшись к первому источнику, перечитал в четвертый раз. Мнение Меото Хапия было одно из самых влиятельных в сфере. Он мог поднять новую звезду кино на небосклон, но и вполне имел возможности разгромить даже самую непробиваемую звезду. Но Гадо никогда бы не подумал, что однажды тот доберется до него.
Просидел еще несколько минут, размышляя о прочитанном, достал из кармана пальто, которое так и не снял, мобильный телефон. Экран выдавал множество оповещений из социальных сетей и сообщений.
– «Колби…» – хмуро пробурчал Глэр и большим пальцем неуклюже начал тыкать на дисплей, набирая нужный номер. После первого гудка раздался мужской встревоженный голос: «Ты уже читал? Читал? Мистер Гадо, это конец!» Мужчина не спешил отвечать, хотя не привык подбирать слова, когда того требует ситуация. «Меото уничтожил тебя! А я говорил тебе! Я говорил!» Гадо молчал. «Грегори в ярости! Он требует избавиться от тебя! Сегодня же!» – не унимался голос в трубке. Гадо же не реагировал на него, будто это предназначалось не для него. «Ты понимаешь? Это отмена! Тебя не спасут! Это конец!»
– «Заткнись!» – резко прервал его мистер Глэр. – Я не собираюсь оправдываться! Тем более перед стаей озлобленных на мужиков феминисток, которые пытаются привлечь к себе внимание за счет моего имени! Его голос был спокойным, но грубым. Оппонент прислушивался к каждой фразе и, кажется, понял, что самые страшные опасения свершились. «Ты понимаешь, что если сейчас тебя услышат эти озлобленные феминистки, они от тебя мокрого места не оставят!» – бушевал мужчина. «Твиттер уже взрывается от хейта! Вся былая слава будет смыта в унитаз вместе с тем вкладом, что ты привнес за все годы работы! Ты этого хочешь?»
– «Я хочу делать работу так, как делаю всю жизнь, а решать проблемы недотраханных сук не собираюсь!» – все так же грубо, но спокойно ответил Гадо. «Что ты говоришь???» – закричал мужчина. – «Если нас услышат! Заткнись!