кокон бинтов звуки голоса доносились гулко и раздражающе искаженно.
– Чтобы операция закончилась успешно, вы должны бороться, Лариса.
– Что у меня с лицом? Я хочу умыться и почистить зубы в конце концов.
Когда снимут повязки?
– Мы можем это сделать, но лучше… не сейчас.
– Я настаиваю!
На нее смотрело уродливое существо из комнаты кривых зеркал.
Асимметричность губ и бровей делала лицо похожим на портрет работы Пикас-со. Красный валик вместо левого уха и полное отсутствие перегородки носа…
Это не я! Это кто-то другой! О Боже! Это не я-ааааааааа!
Лара медленно приходила в себя. Лицо горело. Оставалась еще маленькая надежда на то, что вследствие высокой температуры все это ей просто
приснилось. Она коснулась пальцами лица, натолкнулась на бинты и страшно
закричала.
– Локтевая… Лучевая… Так… Берцовая кость срастается тоже хорошо…
Вы будете полноценно ходить, Ларочка, без помощи палочки. Даже бегать.
Лицу же потребуется множественная пластика.
Лариса не отвечала, отвернувшись к стене. Ей было все равно, что
говорил этот мужчина. Происходящее совершенно перестало ее интересовать.
То, что она увидела в зеркале, смотрело теперь на нее из памяти и страшно
кривлялось.
В дверь осторожно постучали.
– Разрешите? Вы мне не поможете?
Молодой стройный мужчина, гибко изогнувшись, как прыгун в прыжке
над планкой, осторожно проскользнул в дверь, не дожидаясь ответа. Быстро ее
закрыв, он прислонил ухо к матовому стеклу и стал прислушиваться к тому, что
происходило в коридоре.
– Я? Помочь? Чем? – удивленно спросила Лара.
1
Не поворачиваясь, мужчина ответил:
– Сестру доставили сюда сегодня ночью. Состояние тяжелое. Никого не
пускают. Я пробрался, естественно.
Усмехнулся:
– Я везде пройду. Доктор – мужик хороший, но очень строгий. Так что…
Можно я у вас пережду, пока там все успокоится?
– Пережидайте.
Гость наконец развернулся и посмотрел на Ларису.
– Не страшно? – спросила она, заметив, как изменилось выражение
его лица.– Я и страшнее видел. Ой! Простите, пожалуйста. Ради Бога! Не то имел в виду.
– Где же, если не секрет? Я вот лично даже не подозревала, что рот
может быть на щеке.
– Под бинтами не видно.
– Спасибо, но поверьте на слово. Ну, так где же? – допытывалась она. –
В Кунсткамере?
Мужчина посерьезнел.
– Работа у меня… мужская. Вот там и видел.
– Горячие точки? Военный?
– И да, и… нет. А что произошло с вами? Если, конечно …
– Я не такая засекреченная, как некоторые. Две курицы спешили рано
утром на работу в собственных авто и не поделили перекресток. Одна, та, которая хотела проскочить на красный, ушла на своих двоих. По крайней мере, мне так сказали. Вторая – перед вами. Теперь, пока я не заговорю, определить, мужчина перед вами или женщина, почти невозможно.
– Я сразу определил, – спокойно сказал незваный гость.
Через прорези бинтов она посмотрела внимательней на стоящего у
дверей человека. Высокий, лет 40-ка мужчина. Совершенно седой. Бездонные
голубые глаза смотрят спокойно, открыто и доброжелательно. Лицо волевое, красивое. Атлетическая фигура… Уверенность в каждом жесте.
– Геннадий.
– Аленький Цветочек. Не подумайте, что Настенька…
Неожиданно для себя она протянула мужчине руку. Он подошел и
осторожно пожал утонувшие в его ладони узкие пальцы.
– Рука у вас… Цветочек действительно как лепесток. Легкая и нежная.
Сказав это, засобирался:
– Похоже, доктор ушел из отделения. Не слышу голосов. Спасибо, что
приютили и не выдали.
– Не говорите глупостей.
– Выздоравливайте.
– Посмотрите, из чего ее достали, доктор. Сорок минут разрезали металл вокруг, так сильно сжало.
– Вижу. Множественные переломы. От некоторых лицевых мышечных
тканей остались лохмотья. Полностью мимику лица восстановить не удастся.
– Это не самая страшная проблема, доктор.
– ?
– Она не хочет жить.
– Не ново… Так бы сразу и говорили: ваш, Сергей Иванович,