Как когда-то нацисты согнали в гетто Терезина чешских евреев, предварительно, до окончательной расправы заставив их пришивать на одежду желтые звезды Давида, точно так же и чехи приказали гражданам немецкого происхождения носить белые нарукавные повязки с буквой «N». Или со свастикой. Носить до окончательного решения «немецкого вопроса».
…Суетливо зашедшим в вагон пассажирам – приметной парочке, состоящей из немолодого, но весьма крепкого лысеющего очкарика с дорожным кожаным кейсом и его очаровательной спутницы возрастом гораздо младше него – одновременно показалось, что шик этого прицепного вагона не стыкуется с видавшем виды тягачом-паровозом и обшарпанным поездом в целом.
– Не волнуйся, милый, – подбадривала следующая за паном блондинка в сером берете с торчащими из него прекрасными локонами вьющихся волос.
Уже в купе, когда он умостил под стол свой черный саквояж, она добавила:
– Ты же видел, проводник даже бровью не повел. Значит, с документами все в порядке. Штампы, бланки… Все настоящее.
– Дай Бог, дорогая, да, – вытирая платком пот со лба, скороговоркой выпалил запыхавшийся мужчина, – ректор Карлова университета… Он хороший мой друг, он не подвел, снабдил нас оригиналами паспортов погибшей после бомбежки пары – профессора и его аспирантки. Но все равно, будь осторожна. Не забывай, что мы – чехи, я – филолог пан Прскавец, повтори! Ты – моя аспирантка, любовница, пани Тереза.
–
Пан Иржи. Я все помню. Пани Тереза. – подтвердила Эрика.
– И старайся меньше болтать ради своей же безопасности. У тебя чудовищный акцент. – со злобой на самого себя процедил сквозь зубы новоиспеченный «пражский профессор», осознавая, что достал любимую своими придирками и перестраховкой.
– Самый обыкновенный южно-немецкий акцент! Но все мои знакомые чехи утверждали, что я говорю без акцента! – показала зубки Эрика, улыбнувшись уголком рта, а затем ласково чмокнула мужа в лоб.
– Они тебе льстили, дорогая, – выдавил из себя улыбку Гюнтер, – Хотя твой чешский действительно хорош, но не безупречен. Просто следи за языком.
Чистый, выдраенный до блеска от тамбура до коридора вагон выглядел в потрепанном составе инородным телом. Казалось, что от мимолетного и растворившегося в дымке иллюзий всего народа величия Германии после ее сокрушительного разгрома союзниками остался лишь один этот блистательный вагон.
…Гюнтер Зуммер, искусный немецкий переводчик, знаток чешского, английского и русского языков, более, нежели простые изгои осведомленный в происходящем, не на шутку нервничал.
В силу своих должностных обязанностей в администрации протектората и в комендатуре, в прежние времена гер Зуммер приобрел немало друзей среди чешской профессуры, которой оказывал ряд бюрократических услуг. Некоторые из них оказались настолько благодарны, что не отвернулись после всего этого кромешного ада. Они пусть и не здоровались, но и не переходили на другую сторону улочек, а иногда даже кивали в знак приветствия. Скорее из интеллигентского сострадания, чем из чувства неоплатного долга.
Некоторые уже знали о «Брюннском марше». Земля слухами полнится. А слухи зачастую не рождаются на пустом месте. Эти беззакония – убийства, конфискации, изнасилования – основная масса называла заслуженным наказанием для немцев и справедливым возмездием. Лишь единицы сочувствовали Гюнтеру Зуммеру. И только один помог.
Гер Зуммер точно знал, что выбираться в Австрию через Брюнн— это сущее безумие. Тем более с такой красоткой, как Эрика – его молодой женой, голубоглазой белокурой бестией, словно срисованной с пропагандистских клише Лени Рифеншталь. Он не стал бы рисковать своей любимой, зная, как дорвавшиеся до власти чехи, сгруппировавшиеся в стаи якобы для поиска немецких партизан из «Вервольфа», обходятся с беззащитными немками.
Одно дело – он, сорока пяти летний бездетный бюргер. Ему-то терять нечего. Его мечте о том, что Эрика когда-нибудь все-таки подарит ему маленькую Анхелу, видимо, уже не суждено сбыться. Но Эрика! Ей всего двадцать четыре. Ее надо спасти во чтобы то ни стало. Она подарила ему любовь последних лет, после стольких разочарований и безответных чувств!
Сотрудница Бюро переводов Эрика Зуммер, урожденная Гельрод, тоже волновалась, но скорее за мужа.
Она искренне и страстно любила его, не взирая на разницу в возрасте и тоже очень хотела маленького ангелочка, но что-то никак не получалось. Причем, молодая девушка хотела ребенка именно от этого доброго, отзывчивого человека, мягкого как плюшевая игрушка и надежного как швейцарские часы с механизмом Баум Мерсье.
Это был служебный роман, переросший в чистое и настоящее чувство. Он был застенчив, ее Гюнтер. Сперва просто помогал с переводами для партийных бонза НСДАП и чванливых эсэсовцев, иногда даже полностью делал за нее работу, не позволяя никому не то что ругать, но даже повышать на нее голос. Он был лучшим в конторе! Да что