Дальше – как Татьяна и просчитала. Пятнадцать лихих горских парней навскидку не определяемой национальности, с тем же отвязанным гоготом ввалились на веранду. Хорошо одетые, в возрасте от двадцати до тридцати, явно имеющие какое-то образование выше начального. Не пастухи из отдалённых аулов. Может быть, приехавшие на каникулы сыновья горских беков, ханов и князей.
Ещё хуже, подумала она. Этих, что они ни сделай с обычными туристками, полиция искать не станет. Спишут на каких-нибудь маньяков.
Ещё один признак цивилизованности, точнее – особой изощрённости парней. Никто не стал приставать к девушкам сразу. Расселись за столиками, грамотно перекрыв все входы и выходы с веранды. Заказали вина, дружно закурили, потребовали у бармена поставить восточную музыку, и погромче. Только потом, невзначай, обратили внимание, кто рядом присутствует.
И – общий восторг! И комплименты, почти приличные, но с отчётливым подтекстом. Дальше – больше. Попытки подсесть рядом, познакомиться, за ручку потрогать, на танец пригласить. Самое-то главное – никого вокруг посторонних, на полкилометра, считай, и по позднему времени новых посетителей не появится. А тут – девчонки, почти школьницы, мороженым с шампанским балуются. Невыносимый соблазн.
Однако старшего из компании что-то насторожило. Или бармен Руслан их об этом предупредил. Две русских бабы постарше, сидят отдельно, но смотрят чересчур неприятно. Опытный кавказский мужчина, при всём своём показном, на соплеменную публику рассчитанном героизме, казаков и их женщин (этих даже больше) остерегался. Генетически. Но не терять же лица?
Бабы красивые, взрослые. Наверняка неглупые. Стоит подойти, поговорить. Глядишь, за хорошие деньги согласятся и в подсобку сходить. С ним одним – обе сразу. Ему хорошо, им хорошо, настоящее удовольствие получат, и парням никто не помешает.
Подошёл со своим стаканом, ногой подвинул стул, сел.
– А не свалить ли тебе, землячок, покуда живой? – спросила Татьяна, выслушав предложение горца, чью национальную принадлежность не успела определить. Не черкес, не карачаевец – точно. Прочие племена и народы она различала плохо.
– Грубить хочешь, девушка? – продолжая изображать из себя что-то похожее на итальянского актёра Марчелло Мастрояни в роли сицилийского дона, с улыбкой спросил горец. – Дорого обойдётся.
– Тебе – грубить? – тоже улыбнулась Татьяна и, словно пудреницу, достала из сумочки «РР». – Не стоишь ты того. Без всяких грубостей. Что предпочтёшь – в лоб или в живот? Мне – без разницы, а тебе?
В этот же момент Майя под столом протянула руку со своим инкрустированным девятимиллиметровым «вальтером» и уперла ствол в самое дорогое для любого кавказского мужчины место. Причём