И даже много позже о литературном творчестве Ломоносова высоко отзывался Виссарион Белинский:
«Во времена Ломоносова нам не нужно было народной поэзии; тогда великий вопрос – быть или не быть – заключался для нас не в народности, а в европеизме… Ломоносов был Петром Великим нашей литературы… Не приписывая не принадлежащего ему титла поэта, нельзя не видеть, что он был превосходный стихотворец, версификатор… Этого мало: в некоторых стихах Ломоносова, несмотря на их декламаторский и напыщенный тон, промелькивает иногда поэтическое чувство – отблеск его поэтической души… Метрика, усвоенная Ломоносовым нашей поэзии, есть большая заслуга с его стороны: она сродна духу русского языка и сама в себе носила свою силу… Ломоносов был первым основателем русской поэзии и первым поэтом Руси»
Тут следует отметить, что с 1749 года в деятельности Ломоносова начались заметные изменения. Не оставляя занятий естественными науками, продолжая создавать научные (и не только) литературные произведения, он постепенно приступил к практическим делам, то есть стал воплощать в жизнь новейшие научные достижения – не только свои, но и других ученых того времени.
Позже Александр Сергеевич Пушкин подчеркнул необычайное разнообразие трудов Ломоносова:
«Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшей страстью сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник».
В первый же год существования химической лаборатории Ломоносов придал своим работам сугубо практический характер. Прекрасно понимая, что в мало просвещенной, чтобы не сказать – невежественной – тогда России заслуги науки признавались лишь тогда, когда ее открытия имели непосредственное отношение к повседневной жизни, ученый стремился убедить общество в пользе, приносимой науками вообще.
Уже в январе 1749 года он приступил к опытам, «до крашения стекол надлежащим». С тех пор работы по изысканию новых, более совершенных способов приготовления красок для стекол велись непрерывно. Результаты же современники могли воочию узреть в созданных впоследствии великолепных мозаиках.
И остается только удивляться работоспособности ученого, которого постоянно отвлекали на рассмотрение и исправление различных переводов, сочинения стихотворных надписей к иллюминациям, сочинение по приказанию императрицы двух трагедий: «Тамира и Селим» и «Демофонт», довольно, кстати, бездарных.
Зато безусловно успешным