Колокольчик оповестил об открытии входной двери, и Бассе выглянула из кладовки. Это была женщина пятидесяти пяти лет, приблизительно моего роста, пять футов и шесть дюймов, с рыжевато-седыми волосами, голубыми глазами, в сером трикотажном платье с фартуком в тон и на маленьких каблучках. Она удивительно вкусно готовила и была самым добрым человеком, которого я знала.
– О, Анна, проходи хочешь булочек с корицей?!
– Конечно.
«Мои любимые», – подумала я.
Бассе вышла из кладовки с большим деревянным подносом, на котором было много хлопковых мешочков, и когда она поставила их на стол, каждый пах по-своему вкусно.
– Я закупила новые приправы к Рождеству, – улыбаясь, сказала Бассе.
– До него меньше двух месяцев.
– Учитывая, какая на дворе погода, можно начать печь по рождественским рецептам раньше, в этом году я решила попробовать второй рецепт глинтвейна, что думаешь?
– Хорошая мысль, эти мешочки для него? – и я стала обнюхивать каждый мешочек.
– Да, и не только!
– Сегодняшняя погода говорит о том, что уже пора, смотри, как ты разрумянилась.
Я потрогала свои щеки, которые были очень теплые и, подумала, наверняка очень розовые. На фоне моих зеленых глаз и длинных каштановых кудрявых волос мне всегда казалось, что я похожа на помидор.
– Давай ешь булочки и пей чай, – сказала тетушка Бассе, подвигая ко мне чашку чая с булочками.
– Они, как всегда, очень вкусные, – сказала я и, пережевывая первый ломтик, заметила, что Бассе начала добавлять в булочки смесь ароматных орехов, это означало преддверие Рождества и холодов.
– Мне надо еще муки достать, – подняв палец кверху, сказала Бассе.
Она отошла снова в кладовку, а я продолжила наслаждаться булочками с ароматным чаем. Пудинги, булочки и печенье Бассе славились на весь Дерби, особенно в осенне-зимний период. Поэтому по пятницам я помогала ей с тестом, так как ее помощница ушла в декрет, а теста требовалось больше, чем в будни, для субботних доставок на дом.
За это я могла получать немного денег на карманные расходы, бесплатно пить чай с булочками и брать с собой два раза в неделю обед в те дни, когда у меня не было уроков музыки. И в мои шестнадцать лет я чувствовала себя взрослым подростком, который сам о себе заботится.
Закончив с чаем, я взяла свой рюкзак, попрощалась до пятницы с Бассе и вышла из кофейни в сторону дома.
Мой дом – это классическое двухэтажное здание из красно-бордового кирпича на одной из самых старых улиц Дерби. В доме было три квартиры, и наша состояла из двух маленьких спален, кухни, гостиной и одного санузла с крутой деревянной лестницей вверх. Это старинная квартира досталась нам от бабушки, которую я совсем не помнила. После смерти моей мамы отчим Саймон Уолтер получил надо мной опеку и сказал, что мы останемся жить тут. Но каждый раз, впадая в депрессию, которая сопровождалась иногда алкогольным опьянением или, как он говорил, лечением, проклинал эту лестницу в туалет и проклинал архитектора, который строил этот дом. Со временем я поняла, что этот архитектор еще позаботился, о качестве дерева для лестницы, которая выдерживает эти проклинания. Но, несмотря на это, наш дом в самый мой любимый праздник Рождество преображался десятками включенных лампочек и становился одной и любимых локаций туристов. А когда ложился морозный иней, я все еще, как и в детстве, думала, что живу в сказочном городке.
За пять лет депрессии мой отчим несколько раз проходил лечение с помощью социальных служб. Которые очень ему сочувствовали, записывая его во все социальные программы. Так же как помощь с одеждой, которая редко была новой, и бесплатными лекарствами от той же самой депрессии.
В связи с этим того минимального заработка, который был у моего отчима, с трудом хватало на счета и еду. А сам Саймон Уолтер, наполовину француз, брюнет с голубыми глазами и с морщинами на высоком лбу, был человеком чувствительным, что обозначало его творческую натуру художника-реставратора.
Чрезвычайный случай, который произошел год назад, стал переломным моментом в наших отношениях. Придя домой из школы, я увидела разбитую скрипку, которая досталась мне от мамы. На второй день после случившегося Саймон постучал в закрытую дверь моей комнаты. Попросил прощения, сказал, что моя игра на скрипке напоминала ему о моей маме, и в состоянии глубокой тоски он совершил этот ужасный поступок. Мысль сообщить в опеку пугала меня из-за боязни, что меня заберут из родного дома. Взамен моего прощения я потребовала, чтобы он бросил пить. Именно в тот момент я и получила предложение от Бассе помогать ей в кофейне. Это помогло мне прийти в себя в те тяжелые для меня дни.
Поэтому сегодняшним вечером Саймон Уолтер пришел домой усталым, принял таблетки по